Слава Богу, что СССР больше нет

Честно говоря, меня настолько достали в последнее время разговоры про то, как "в Советском Союзе все было хорошо", что решил набросать просто несколько пунктов своими глазами. Я жил в СССР, на момент распада Союза учился на третьем курсе, в СССР уже ходил на выборы голосовать и завел себе трудовую книжку. Школу закончил и поступил в институт (Московский горный) в 1989 году, поэтому основные моменты в тексте, приведенном ниже, связаны, естественным образом, с вопросами выбора профессии, поиска работы, обустройства в жизни.

Так вот, запоминайте, молодежь - со всем этим в СССР был полный швах. Давайте даже опустим живописные пустые полки магазинов и отсутствие жратвы, и обсудим вот эти вот фундаментальные вещи, о которых мало говорят. Пройдемся по пунктам.

1. СССР был страной адовейшего неравенства.

Мне удивительно, что сегодня фанаты совка везде трубят о расслоении в нынешнем обществе (действительно проблема серьезная, которую надо решать) так, как будто при совке все "были равны". Вот это вот - самая наипервейшая чушь, которую только можно себе представить.

СССР был чрезвычайно расслоенным и, по сути дела, кастовым обществом. Если на обломках совка построили общество, где есть расслоение, но по крайней мере есть механизмы, как вырваться, встать на ноги, заработать себе на нормальное будущее, состояться, то при совке ты полностью зависел от того, кто у тебя папа. "Их дети сходят с ума оттого, что им нечего больше хотеть" Гребенщикова и "Мальчики-мажоры" Шевчука - лишь капля в море того фольклора, который существовал в СССР на тему того "у генерала свой сын есть".

Места в лучших вузах (и, соответственно, лучшая работа в последующем) были заранее распределены среди сынков и доченек "блатных". Обычным людям в этом плане вообще ничего не светило. Причем я лично был не в худшем положении, мой папа в 80-е работал специалистом в Минтяжмаше СССР. Однако даже у меня не было никаких реальных перспектив на престижную учебу или работу - все было заранее расписано для номенклатурных деток.

Для узкого номенклатуры в стране действительно был построен настоящий коммунизм. Они постоянно ездили за границу. Лечились в спецбольницах и обследовались спецполиклиниках. Отоваривались в спецраспределителях и спецмагазинах. Для них функционировали спецателье, которые шили им эксклюзивную одежду. Обычным людям во все эти закрома доступ был жестко закрыт - а именно там можно было получить товары и обслуживание приемлемого качества. Номенклатура была освобождена от очередей на покупку жилья, автомобилей, и более того, им все это полагалось вне очереди. Про распределение мест в престижных вузах и престижной работы я уже выше сказал.

По сути, для номенклатуры в стране действовала параллельная валюта - "чеки Внешпосылторга", которыми можно было отовариваться в спецмагазинах с широким набором импортных (давайте, сцуко, назовем вещи своими именами - западных) продуктов и товаров. Обычным гражданам СССР в эти магазины доступ был заказан. Вот так выглядели "настоящие рубли", которых обычные люди в жизни не могли получить:



Ненависть остальной страны к узкой касте "блатных" достигала таких масштабов, что Борису Ельцину в конце 1980-х не составило никакого труда набрать себе популярность на борьбе с привилегиями, которая в общем и помогла ему избраться. Ну и процитированные мной выше строчки из текстов известных рок-музыкантов позволяли оценить масштаб явления.

В общем и целом можно утверждать, что если вы не принадлежали к узкой касте привилегированной номенклатуры и вам не повезло родиться в номенклатурной семейке, то вся ваша будущая советская жизнь представляла собой довольно унылый и беспросветный черно-белый фильм "сначала будут копить на холодильник, потом - на телевизор..." (с) "Москва слезам не верит", а потом, когда все по списку купили, пора уже и на тот свет.

2. Нормальная работа в СССР = хрен.

Для начала, в СССР действовало правило замкнутого круга "нет работы = не получишь прописку, нет прописки = не устроишься на работу", которое фактически полностью отрезало выпавших из советской карьерной мельницы людей от возможности в дальнейшей жизни куда-то нормально устроиться. Все, один раз выпал из этого беличьего колеса - и капец тебе на всю жизнь, будешь как Цой кочегаром в котельной работать (вы думаете, он просто из блажи там работал??).

То есть это вот сейчас молодежь из провинции бросает все, приезжает в Москву или другой крупный город, находит здесь дешевое жилье и начинает искать работу. В СССР? Забудьте. Вы не могли получить нормальную работу, не имея прописки. Получить прописку вы могли только если у вас в крупном городе жил кто-то из родственников. Да, в Москву завозили определенное число иногородних работников "по лимиту", однако это было ограниченное количество, а свободное перемещение рабочей силы отсутствовало как таковое.

В СССР действовал такой универсальный омерзительный механизм, как "характеристика". При приеме на любую работу с вас ее требовали, и причин получить там какую-то не такую запись, которая исключала для вас нормальную карьеру, было море. От "не дала начальнику" до "родственники проживали на оккупированных территориях в 1941-1945" (в советских справках-объективках неизменно фигурировала такая графа) - все что угодно могло вам навсегда характеристику испортить, и вы никуда в своей жизни больше не попали бы. Это сейчас вы шлете свое резюме, проходите собеседование, получаете работу и если работаете хорошо, то вас дальше продвигают и т.п. В СССР было не так - пресловутая "характеристика" была мощнейшим барьером для поиска работы, по крайней мере для нормальных, живых людей, особенно тех, кто недолюбливал советскую власть и мог на этом где-то попасться.

В общем и целом те, кто не входил в "номенклатурную касту" (см пункт 1), могли рассчитывать в течение своей жизни максимум на работу с окладом в пределах до 150 рублей в месяц. Кроме еды и элементарной одежды, на эти деньги себе нельзя было позволить ничего. От слова совсем.

Помимо этого, в вузах действовала такая мерзкая штука как "распределение". Вас по окончании вуза насильно отправляли на несколько лет работать по специальности в какие-нибудь "территории Крайнего Севера и приравненные к ним местности", и сделать с этим нельзя было ничего. Бросить и отказаться - получишь хрен в характеристику и белый билет на всю жизнь. Работу потом нормальную не получишь.

Кроме этого многие города, в том числе очень крупные (например, Свердловск-Екатеринбург или Нижний Новгород-Горький), были закрытыми. Это означало, что вы по сути оттуда никуда уехать не могли без разрешения, даже в Москву. У молодежи в закрытых городах вообще не было перспектив мобильности никаких. А так жила добрая половина населения страны.

3. Заработать денег предпринимательством или фрилансом? Да вы с ума сошли.

Это с распадом СССР такие вещи, без которых сейчас себя не мыслит молодое поколение, стали доступными. А тогда действовали уголовные статьи - ст 162 УК РСФСР за занятия незаконным промыслом, ст 88 УК РСФСР за валютные спекуляции, Указ Президиума Верховного Совета СССР 1961 года "Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни" (потом много принимали регулярных апдейтов таких указов, особенно при мразотном Андропове). Предпринимательство в СССР было незаконным уголовно наказуемым деянием, фрилансерство приравнивалось к тунеядству и также каралось. Да и "фрилансить" было толком негде - частных IT-фирм и т.п. попросту не существовало и не могло существовать.

Тем не менее, в СССР существовало (и прекрасно себя чувствовало) огромное количество спекулянтов и теневых предпринимателей ("цеховиков"), которые очевидным образом плевали на советские законы и неплохо себя чувствовали. Такое было возможно в связи с тотальной коррумпированностью силовых структур, которые их крышевали и получали за это соответствующий откат. Верхушкой этого айсберга, наверное, можно считать брежневского министра МВД Щелокова, который сразу после смерти Брежнева стал фигурантом крупнейшего дела о тотальной коррупции в МВД и был смещен со всех постов.

Вот вам характерное (отсюда):

"Второй концерт группы состоялся 28 января 1984 года в школе № 30 г. Москвы. Вместе с «Браво» в концерте принимали участие : «Звуки Му» (дебют группы), Виктор Цой, Сергей Рыженко, экспериментальный дуэт «Рацкевич & Шумов». Концерт 18 марта 1984 года в доме культуры Мосэнерготехпром закончился скандалом. Организаторов и участников нелегального концерта задержала милиция и заставила писать объяснительные, так как проведение подпольных концертов за деньги рассматривалось как незаконное предпринимательство. Жанна Агузарова несколько месяцев провела под следствием за подделку документов (её паспорт был выписан на имя «Ивонна Андерс», под которым она выступала) и была вынуждена покинуть Москву из-за отсутствия прописки"

(Это про "Браво" и Агузарову.)

4. Свое жилье в СССР = хрен.

Это вообще была тяжелейшая проблема для молодого поколения (не зря Горбачев, придя к власти, начал обещать "каждой советской семье отдельную квартиру к 2000 году" в качестве ключевого популистского лозунга). Очереди на жилье тянулись десятилетиями и также были предметом адского народного фольклора, получить квартиру реально было невозможно. По сути вас ждала перспектива до конца жизни жить в тесной квартире с родителями. Средняя обеспеченность городских жителей жилплощадью составляла в 1990 году 15,7 кв метров на человека - только лишь при Ельцине она подросла до более 19 кв метров в 2000 году (все данные тут). Стесненные жилищные условия были одной из тяжелейших проблем советского человека - при том, что стандарт обеспеченности жильем в странах Запада давно уже составляет десятки квадратных метров на человека.

5. Социальные блага? Забудьте.

Вы наверняка наслушались много о "бесплатной советской медицине" и "бесплатном образовании", однако вы должны помнить, что все это было исключительно хренового качества. Доступ в лучшие больницы, поликлиники, вузы был открыт только номенклатуре, для нормального человека это все было закрыто, и оставались только заштатные учреждения с соответствующим качеством услуг. Я до сих пор о советской медицине вспоминаю с содроганием; в 1990-е оказался несказанно удивлен, увидев, что в нашей стране могут быть не только занюханные медучреждения с хамским солдафонским персоналом и допотопным оборудованием, а благодаря реформам появилась качественная современная медицина с обходительным персоналом. Да, она не всем доступна, и тут есть над чем работать. Однако в советское время такого вообще не было.

Дальше, красивая одежда, музыка, фильмы - вообще ничего этого не было. Все ходили в единообразной серо-черной одежде. Лучшая в мире советская легкая промышленность - это было НЕЧТО. Неудобное, хреново сшитое, некрасивое - это самые мягкие эпитеты, которыми можно описать ту чертовщину, которую она производила. Кому родители привозили из Венгрии или ГДР какой-нибудь яркий элемент одежды - вызывал невероятную зависть в школе/вузе.

Западные фильмы и музыка вообще были запрещены. Да, при Горбачеве, слава Богу, все это ослабили, однако до него вполне можно было за это все если не сесть, то по крайней мере получить запись в "характеристику" на всю жизнь, после которой вам светило только кочегаром.

Рестораны, кафе? Посидеть с вайфаем в кофейне за чашечкой фраппучино? Забудьте. На обычные доходы люди себе не могли никаких ресторанов и кафе позволить - разве что очень изредка в какой-то праздник. И то, обслуживающий персонал там был настолько развращен своей "эксклюзивностью", что обычных граждан быстро отличал и откровенно им хамил, все эти праздники превращая в нечто крайне неприятное (ярче всего, наверное, это выражено в сцене в ресторане "Астория" в фильме "Место встречи изменить нельзя", где Шарапов в ожидании Фокса пьет кофе и не заказывает ничего другого, а барменша ему потом начинает откровенно хамить, поняв, что денег у него нет). А еда была адово невкусная ("Разве же в ресторане вкусно накормят" (с) "Москва слезам не верит" = чистая правда).

Обслуживающий персонал в СССР это был вообще пздц пздц пздц. "Вас много, а я одна" - классическая фраза советской буфетчицы - подчеркивала перманентное превосходство того, кто распределяет дефицитный ресурс, над всякой тут челядью в очереди. "Без опыта работы в советской торговле/сфере услуг" - эта строчка в объявлениях о приеме на работу, массово появившихся в начале 90-х, очень точно отражает то повседневное унижение и хамство, с которым обычному советскому человеку приходилось ежедневно сталкиваться во многих ситуациях столкновения с советской сферой услуг.

6. Поездить по миру = хрен.

Вы что, с ума сошли, какое поездить по миру. Это было доступно только номенклатуре и ее деткам. Обычным гражданам выезд за границу был строго запрещен; для того, чтобы попасть в какую-нибудь страну соцлагеря (единственное по сути относительно массово доступное "ближнее зарубежье"), надо было пройти кучу проверок на "благонадежность" и так далее. Мы все с нескрываемой горечью смотрели на карту мира, понимая, что нам это все увидеть никогда не светит (к счастью, жизнь сложилась иначе - спасибо, Борис Николаевич).

7. Ничего нельзя, на все надо спрашивать разрешения.

Премерзкой особенностью СССР было то, что власть там пыталась контролировать буквально каждое ваше действие. Ну то есть вот, например, нельзя было пользоваться ксероксом и снять ксерокопию даже одного листочка бумаги без разрешения КГБ. Людей постоянно дрючили обязательным участием в партийно-политической жизни: партсобрания, комсомол, профком, местком. Откажешься - фигак тебе в характеристику "неучастие в общественной жизни" (с последующими проблемами). "Вы нам своими разводами снижаете показатели" (с) "Иван Васильевич меняет профессию" - это вот как раз о том, как государство и прислуживавшая ему "общественность" постоянно совала свой нос в людскую жизнь, в том числе личную. Не выписываешь газету "Правда"? Как так! Фигак тебе в характеристику. А на какие это деньги ты купил себе [нужное вставить] - а ну-ка объяснись перед общественностью? А вдруг это "нетрудовые доходы"!

По поводу, например, коммуникаций и интернета я вообще молчу - я просто плохо представляю себе, что в СССР разрешили бы интернет, вся эта конструкция тогда накрылась бы большой... медным тазом. То есть варианта было два: либо мы пошли бы по пути Северной Кореи и интернета бы в стране не было до сих пор, либо его разрешили бы, и тогда СССР прекратил бы свое существование ну не в 1991 году, а может, несколькими годами позже.

8. Чего же тогда в итоге люди жалуются?...

Жалуются в основном люди трех типов:

• Те, кто в советское время принадлежал к "высшей касте", а потом сильно потерял в доходах, так как оказался не конкурентоспособным в новой системе;


• Те, кого устраивало овощное существование на 80-150 рублей и "лишь бы не было войны";


• Подонки всякие, которые сознательно выдумывают мифы о якобы "преимуществах" совка в своих политических целях (в том числе и из ненависти к современному цивилизованному миру).

Я лично не принадлежу ни к кому из них. Мне реформы дали возможность свободно жить (хотя свободы за последние 17 лет сильно поубавились), нормально зарабатывать своей инициативой и талантами, ездить по миру. Жалеть о совке, где я до сих пор оставался бы закупоренным в рамках несправедливой зарегулированной системы, эксплуатировавшей собственных граждан, с моей точки зрения, чистое безумие.

9. А как же "миллионы умерших в 90-е от реформ"?...

Вот это все как раз - самая невероятная чушь, которую все время пропагандируют апологеты совка. Реформы прошли трудно, однако рост смертности в СССР начался давно, еще при Хрущеве-Брежневе, и в 90-е как раз... остановился. Смотрите официальную статистику, цифры можно взять на сайте Росстата здесь. Смертность на 1000 человек населения:

• 1960 год - 7,4 человек;


• 1970 год - 8,7 человек;


• 1980 год - 11,0 человек;


• 1991 год - 11,4 человек (скачок почти вдвое за 30 лет!!!);


• 1994 год - действительно, пик этой прошлой тенденции - 15,7 человек;


• Однако начиная с 1995 идет снижение. Реформы переломили тренд.

Так что не верьте всяким фальсификаторам. Все похвальбы, которые вы сегодня слышите в адрес СССР - ложь и чушь.

Почему демократы не смогут выиграть у России?

Верующие в ХРЕН

ХРЕН – это «хороший русский европейский народ». Кстати, честь изобретения этой великолепной аббревиатуры принадлежит не мне, а публицисту Юрию Нестеренко. У демократов после очередного электорального провала возникают видения этого народа, который, как град Китеж, почему-то всегда тонет в массе абстинентов. «Вот если бы все встали с диванов (вернулись бы с дач и т.п.) и пришли на выборы, то тогда…»

Непонятно, откуда взялась вера в то, что не доходят до избирательных участков именно люди с «европейским лицом». Таковые не верят в какой-нибудь рациональный смысл постановочного фарса? Пожалуйста, вот вам для чистоты эксперимента выборы в Госдуму 1993 г., когда еще не звучал на полную громкость «училкин блюз» (так я называю активное содействие контингента образовательных учреждений достижению нужных власти электоральных результатов). Встречу «нового политического года» помните? И вопль в прямом эфире наив-философа Юрия Карякина об одуревшей России?

На самом деле Россия не одурела (если под дуростью понимать отклонение от нормы), а эту норму явила. И второй раз явила ее в 1995 г., когда протолкнула в Госдуму массу коммунистов. Так и слышу тут возмущенные возражения наших «яблочников»: а это была реакция на гайдаро-чубайсов, на вопиющее ограбление ими простых тружеников. Однако остается открытым вопрос: «яблочники» критиковали власть даже резче, чем коммунисты. Почему же эти «труженики» предпочли в качестве альтернативы гайдаро-чубайсам не цивилизованных социал-демократов с Явлинским во главе, а национал-коммунистов Зюганова?

Если все-таки нужен современный и более чистый эксперимент (правда, не столь масштабный), то предлагаю посмотреть на результаты голосования 18 сентября в Литве или Латвии. Проживающие там российские граждане сделали практически тот же выбор с поправкой на отсутствие готовых на все училок. Возьмем, для примера, Литву. На первом месте «Единая Россия» (55%), затем КПРФ (14,7%) и ЛДПР (8,4%). В Вильнюсе за «Единую Россию» подано было 495 голосов из 1007 проголосовавших (49,2%), КПРФ – 194 (19,3%), Яблоко – 97 (9,6%), ЛДПР – 74 (7,3%).

По Вильнюсу правильность подсчета голосов подтвердила в интервью местным СМИ входившая в местный избирком представительница самой непримиримой к российской власти партии – ПАРНАСа. Так что у наших демократов не получится поставить под сомнение литовский эксперимент ссылкой на то, что в посольстве голоса считают сотрудники резидентуры ФСБ.

Вернемся в Россию. Уже достаточно лет специализирующийся на статистическом анализе результатов российских выборов физик Сергей Шпилькин полагает, что «Единая Россия» на самом деле получила 40% голосов, а не 54%. Согласно ему же, немного сбросили с КПРФ и ЛДПР (у них по 17%, а не по 13%). Сложите, и уже получите 74%. Далее, прибавьте к этой сумме голоса за справороссов, коммунистов России и всяких там патриотов. Вот вам и будет истинный «выбор России». Немного меньше «одобрямса» деятельности Владимира Путина как президента, пресловутых 86%. Так ведь и голосовали не за президента. Для меня так и этого вполне достаточно, чтобы разглядеть образ народа.

И уж совсем смешон аргумент, что столь массовое игнорирование участия в выборах – это, мол, демонстрация протеста против политики властей. Натолкнувшись на стену неприемлемости в массовом сознании «иного пути», предлагаемого демократами, последним только и остается, что выдавать абстинента за диссидента. Такая мантра служит заменителем инъекции седуксена. После нее в грезах наив-демократа из болота неучастия встает огромный ХРЕН.

Спешу разочаровать любезного мне Дон Кихота. С этой целью отечественное издание благородного идальго приглашу в мое ТСЖ, которое отнюдь не формально и вполне работоспособно. Зачем? А понаблюдать за тщетными усилиями председателя собрать хотя бы 50% собственников квартир на ежегодное собрание. И учтите, что на нем нередко поднимаются важные вопросы, непосредственно касающиеся их быта. Все жильцы не так уж давно купили квартиры за свой счет и, казалось бы, им есть прямой резон заинтересованно обсуждать все то, что творится вокруг них.

Тем не менее, на собрании бывает от силы процентов 20-25%. Вряд ли остальные столь заняты в выходной день, чтобы не пройти метров 300-400 (до места собрания) и посидеть там часика три. И уж тем более маловероятно, что таким хитрым образом члены ТСЖ выражают свой протест его руководству. Не стоит колодообразное состояние нашего человека, которое он регулярно принимает в порыве избавиться от всякой ответственности, выдавать за его негодование. Он – не пассивный бунтарь, а активный лентяй.

Клочок электорального поля

Могут теоретически отвоевать демократы, если вдруг власть решит оставить их в покое. И у площади этого поля, которое, в отличие от поля колхозного, довольно подвижно в своих границах, есть, так сказать, нижний и верхний пределы. Их можно довольно четко указать благодаря объявленному недавно иностранным агентом «Левада-Центру».

Нижний предел – это те, для кого Крым – не наш. По данным опальных социологов, их доля 3%. Они есть ядерный электорат демократов, который всегда с ними.

А что является верхним пределом? Согласно все тому же Центру, демократия по образцу западных стран является предпочтительной для 13%, тогда как 37% предпочитают советскую систему, а 23% нынешнюю.

Вот в рамках 13% и находится «площадь свободы». По самой оптимистичной оценке. Результаты нынешнего и всех предыдущих голосований довольно хорошо укладываются в них. И «Яблоко», и ранее СПС, а ныне ПАРНАС. Ну, отчасти еще, возможно, Партия Роста или прежняя (не нынешняя) Гражданская платформа. На этом пятачке тесно и одной партии. Высадка на него новых претендентов в надежде на мифический ХРЕН способна привести только к смертельной давке, а не к торжеству «гражданского общества». По причине почти полного доминирования подданных над гражданами.

Модель «нашего человека» есть нечто мало напоминающее суверенную личность. Он растворен в государстве как верховном для него существе и его ворчание касается преимущественно условий содержания в стойле, а не самого факта пребывания в нем. Он может писать и подписывать обращенные к символическому облику земного демиурга жалобные письма, но не ставить под вопрос оправданность последнего в таком качестве. Извлеченное волей обстоятельств из государственных оков это жалкое создание скулит и плачет (испытывает ностальгию) и идет голосовать за тот порядок, который диктует ему его социальные гены. Будь то в Вильнюсе, Риге или хоть на Южном полюсе.

Так что в России у отщепенцев (людей с генетическими мутациями в виде чувства самопринадлежности) есть только две альтернативы: или быть раздавленными «народной волей», воплощенной в государстве как ее силовой машине (когда физически, когда морально), либо правильно, и, главное, вовремя проголосовать. Ногами, разумеется.

И, как должно быть, наконец, ясно: выиграть выборы демократам у России невозможно. Что бы они не предпринимали, как бы не обновлялись, выискивая новых лидеров и новые лозунги, их идеи будут восприниматься как свои или близкие к таковым не более чем теми самыми 13%. Остальные 87% образуют защитный пояс, который либо прямо (голосованием), либо косвенно (условно говоря, «лежанием»), поддерживает то, что «умом не понять».

Пишут, что на прошедших выборах телевизор победил холодильник. На самом деле Россия победила «Другую Россию»: «Москва» в очередной раз взяла вверх над «Новгородом».

Андрей Заостровцев @ Fontanka.ru via Виктор Алексеев

Философия жизни: сто миллионов философов

В последнее время население РФ подвергается массированной идейной отработке. Это делает философические проблемы не менее актуальными, чем в советское время, когда секретарь по идеологии был вторым человеком в государстве, а без идеологического отдела ЦК не решался ни один вопрос.

Обычно полагают, что «бытовые философы» это те, кто на досуге читает философские тексты или, хуже того, сочиняет. Антинаучное заблуждение! Стихийным философом независимо от состояния мозгов и помимо желания является каждый вменяемый субъект, включая душевнобольных. Я написал «сто миллионов», вычтя из 146 519 759 (население РФ на 1 января 2016 года с Крымом) грудных младенцев и вовсе малых, неразумных детей, выживших из ума стариков и совсем пропащих алкоголиков (не путать с идейными выпивохами, которые сплошь философы). Не зная того, все мы независимо от пола, вероисповедания и диагноза являемся носителями, генераторами, трансляторами и интерпретаторами вполне философических идей и представлений. Это как с г-ном Журденом, который уже в зубах навяз. Фундаментальные установки люди держат за нечто самоочевидное и смотрят сквозь них, как сквозь идеальное стекло. Очевидное невидимо, человек его не промысливает — часто с тяжкими последствиями для себя, и не только.

Такого рода подкожную «философию» можно реконструировать. В Фейсбуке полно популярных тестов: анализируя твою страницу, программа рассказывает, какой ты литературный герой, актер кино, исторический деятель, животное, дерево, цветок, политик... Пообщавшись на известные темы, человеку всегда можно предъявить описание «какой ты философ». С этой «идейной кистой» люди живут, не подозревая, что она есть и как влияет на здоровье и самочувствие.

Вскрытие ментальных опухолей чревато открытиями. Например, в понимании связи народа с властью, которая об этом бессознательном прекрасно знает и им технично манипулирует. Люди любят политическое руководство, не подозревая, что под это нежное чувство подведена целая платформа кухонной онтологии и метафизики.

Многие еще помнят приставания истмата с диаматом: материя первична, сознание вторично. Кажется, будто это ушло, однако идейный харассмент не исчез, наоборот, стал изощреннее. Пример — политическая харизма: хорошо организованная масса обожает власть, какую бы дрянь та ни делала. Чем измерить глубину этого поистине метафизического чувства?

До 2011 года государство ориентировалось на модернизацию, смену вектора, снятие с иглы и развитие экономики знания, на инновационный маневр, основанный на человеческом капитале, на раскрытии творческого потенциала нации в условиях свободы, которая лучше, чем несвобода, поскольку позволяет в технопарках и технико-внедренческих зонах преодолеть технологическое отставание и обеспечить конкурентоспособность страны в новом глобализирующемся мире, в который Россия входит богатой и сильной, обновленной и процветающей — модернизированной, устремленной в будущее. Это если коротко.

В 2011 году «концепция изменилась», некоторым даже показалось, что «нас предали». О славном будущем спешно забыли, поворотившись к светлому прошлому, к корням и скрепам, к идентичности и всему святому, к традиционным ценностям и матрицам, к культурному коду, который откуда-то из доисторической генетики поддерживает высоту устремлений и морали, устои духа.

Разворот от прогрессизма и модерна к консерватизму (причем не охранительного, а именно восстановительного, реакционного свойства) был мгновенным и радикальным. Кажется, будто это просто другие слова, которыми вынуждено щеголять руководство, поскольку прежние приелись и обесценились. На деле же это совершенно другая, прямо противоположная философия жизни с другими идеями, ценностями, установками. Люди, принимающие эту иную «философию всего» — другой народ, другое общество и другая страна — с другим мировоззрением и мирочувствием, с другими представлениями о мире и о себе, о своей истории и судьбе. А в итоге — с другой судьбой.

Модернизация во плоти — нечто осязаемое и считаемое. Начинается, как обычно, с модернизации головы, но результаты такой политики можно пощупать: они «материальны». Отчитываются здесь не болтовней, но реальностью, данной кому надо в ощущениях.

Воспарение к подвигам предков и новой духовности нельзя пощупать и исчислить. Сила духа, гордость и слава — это вам не зарплаты, пенсии и квоты на лекарства умирающим. Это дело веры, а как сказано в Новом Завете (Евр. 11:1): «Вера же есть [...] уверенность в невидимом». Можно замерить градус коллективного восторга («Есть такая профессия — Родину восхищать!»), но и это не более чем мир мнений и мнения о мире. Очень удобно в острых ситуациях: апелляции к страстям минуя разум позволяют отчитываться риторикой и картинкой, а не фактами — бюджетом, технологиями, производством. Такая философия позволяет быть конкурентными в мире на одном только нарциссизме и гомофобии, ничего не изобретая и не производя, живя за счет природы и соседей, на торговле нефтью и морализмом. У них лучше все — зато мы сами лучше всех.

Разворот к отрешенной духовности означает принципиально иной ответ на «основной вопрос философии». Мы переживаем небывалый в истории сознания головокружительный разворот — от коллективного материализма к массовому идеализму. Но на такой угловой скорости инерция иногда выносит на прежний курс. Судя по очередям на Рафаэля, все знают фреску «Афинская школа». В центре — отцы мысли: идеалист Платон указывает перстом вверх, на небо, а материалист Аристотель — вниз, на землю. Наша идеология диалектична, и лидера нации следует изображать указующим одним пальцем в небо, а другим все же на землю; при этом он должен вертеться вокруг оси: ориентация периодически меняется.

Не надо думать, будто это не про всех. Онтологический выбор меняет сознание, психику и позицию, в том числе «между телевизором и холодильником». Бытовых материалистов надо кормить, обеспечивая продуктами и изделиями, соблазняя стабильностью и посулами достатка. Идеалисты окормляются духовно; они могут питаться одним мифом о величии, иллюзией значимости и превосходства («зато с нами считаются»). Голодный апломб позволяет лучшим людям вообще ничего не делать; их высокий труд — гордиться и стучать на тех, кто не в восторге. Патриотизм — последнее прибежище безруких.

Это не значит, что народ весь эволюционирует в одухотворенное трепло. Но важно, что всплывает на поверхность: те, кто вопреки всему барахтается, — или то, что и так не тонет.

Такую философию жизни вбивают в головы не формулами, как когда-то партполитпросветом. Да и марксоидное сознание внедрялось не столько в лекториях, сколько всей средой коммуникации и системой воспитания. Жданов говорил: достаточно задачника по арифметике, чтобы упаковать главное в идеологии.

Нынешний «идеализм» тоже внедряется множеством каналов, в том числе нагнетанием подобия веры и массированной пропагандой суеверий, мистики и сакральности, астрологии и экстрасенсорики. В новостях не остается сюжетов о людях дела и самом деле. Судя по ТВ, в стране больше ничего не изобретают и не производят. Новости нашей науки — о том, как ее реформируют извне и умело опускают. Промышленность исчезает как вид. Маркс опровергнут, причем доктринально: в телевизоре вообще нет базиса, зато ящик доверху забит надстройкой, обращенной даже не на мозги, а на эмоции и страсти, фобии и аффекты. Чтобы разобраться в этом потоке подсознания, нужны не столько экономисты и технологи, сколько психологи, психотерапевты, психиатры.

Кризис идеального — возможно, главное, что сейчас происходит. Иначе откуда эти 86% в стране, которая практически ничего современного и сложного сама не производит (как, впрочем, старого и простого), зато во всем отстает и на глазах гробит социальную сферу, тихо раздевая ликующее население? Массовые зрелища были идеальной средой для карманников еще в Средние века, к которым мы сейчас возвращаемся в худшей версии.

В отношении к приземленному материализму и одухотворенному идеализму общество крайне неоднородно. Допустим, что все наши 86% одинаково лояльны (хотя тут вопрос только в том, как «правильно» спрашивать). Но и в этом случае мотивы разные. Чем человек беднее и ниже в социальной иерархии, тем больше в его лояльности наведенного, встроенного идеализма. Выше по вертикали и достатку уже больше меркантильного расчета — «патриотизма кормушки». Кого-либо на самом верху вообще трудно заподозрить в иллюзиях и избыточной вере в идеалы; скорее там встретишь сухой цинизм с ароматом корысти. Здесь «базис» правит всем и безраздельно.

И, наконец, еще одно воспоминание из старого ликбеза — солипсизм как крайняя форма «вульгарного идеализма». Для такой политики, идеологии и пропаганды, для СМИ, текстов власти и сознания массы никакой внешней реальности не существует вовсе. Одна великая иллюзия. Все живут в воображаемом, упорно не замечая сигналов действительности. Мир как воля и представление — как навязанное представление масс и упертая, слепая воля начальства. Но это уже тема отдельного разговора.

Александр Рубцов @ MK.ru via Виктор Алексеев

Вристория

Как известно, знаменитый российский историк Владимир Ростиславович Мединский поднял глубоко аргументированную и тонкую научную дискуссию о роли истории в современности на новую высоту, назвав «мразями кончеными» тех, кто ставит под сомнение подвиг 28 героев-панфиловцев в битве под Москвой в 1941 году.

Если изучить подлинную историю этого вопроса, что сделать нетрудно, например, вот здесь, можно легко убедиться: «мразью конченой» в данном случае становится примерно любой человек, умеющий читать и сопоставлять факты. Но главный вклад Владимира Мединского в мировую историческую науку — это предпринятая еще в его нашумевшей и, как выяснилось недавно, неприкасаемой докторской диссертации попытка отстаивать тезис, что ложь в истории во имя национальных интересов (читай: ради выгоды конкретной действующей власти) не просто допустима, но прямо полезна. Чтобы доказать, что это не так, напомню вам другую историю.

50 лет назад литературный критик и публицист Эмиль Владимирович Кардин (писавший под именем Владимир Кардин) опубликовал в том самом знаменитом журнале «Новый мир», который редактировал Александр Твардовский, статью под названием «Легенды и мифы». В ней Кардин первым публично развенчивал один из главных мифов советской историографии — о залпе крейсера «Аврора» по Зимнему дворцу, с чего якобы и началась Великая Октябрьская социалистическая революция.

Логика Кардина казалась предельно простой и совершенно неопровержимой: было хорошо известно, какие орудия стояли на «Авроре» и на каком расстоянии от Зимнего находился крейсер. Поэтому Кардин резонно написал, что если бы залп действительно был, Зимний попросту оказался бы разрушен. Между тем на кадрах кинохроники отчетливо виден штурм вполне себе целого дворца.

Реакция власти на эту статью тогда была примерно такой же, как сейчас у Мединского на историю про «28 героев-панфиловцев» — Кардина практически объявили «мразью конченой» и много лет не печатали.
Конечно, при Сталине могли бы и расстрелять. Хотя, например, российским «историкам-шарлатанам» с патриотическим уклоном из народа наверно будет неприятно узнать, что именно Сталин запретил праздновать в СССР День Победы. Как в свое время некоторые такие «историки» с пеной у рта отрицали наличие секретных протоколов к пакту Молотова–Риббентропа, неопровержимо доказывавших, что Сталин и Гитлер вступали во Вторую мировую войну как полные и безоговорочные союзники.

Но вернемся к сюжету про статью Кардина и залп «Авроры». Прошло всего полвека — сущий миг, по историческим меркам. Будем откровенны: сейчас мало кто знает имя Кардина.

Но, что гораздо важнее, решительно никого уже не волнует сам миф о залпе крейсера «Аврора» по Зимнему. По той простой причине, что государство, чья казенная история начиналась с этого мифа, исчезло, не просуществовав и ста лет.
Срок годности очень важного широко распространенного мифа истек, как только сменился исторический контекст. Легендарный крейсер по-прежнему стоит на Петроградской набережной Санкт-Петербурга, уже успевшего побыть Ленинградом. Он не перестал быть легендарным.

Просто красивая историческая сказка с его невольным участием закончилась навсегда и не спасла СССР. А попытки еще раз прожить прошлое как «альтернативное настоящее», чем мы упорно занимаемся в последние два с половиной года, еще никогда и нигде не увенчались успехом.

Еще меньше волнует россиян как часть их актуального отношения к своей стране, например, битва русского монаха Александра Пересвета с татарским богатырем Челубеем на Куликовом поле. (Этот миф по заказу Сталина активно эксплуатировался во время Великой Отечественной войны.) Тоже совершенно легендарная история. Проверить ее достоверность через 636 лет решительно невозможно.

При этом нет сомнений в том, кто выиграл битву на Куликовом поле. В факте штурма Зимнего дворца. В массовом героизме советских солдат в битве под Москвой, как и во всей Великой Отечественной войне. Что не отменяет подлых чекистских заградотрядов и штрафбатов или сталинских репрессий против военачальников не только накануне, но даже и во время войны.

Можно ли называть «мразью конченой» ушедшего добровольцем на ту войну, оттрубившего ее рядовым, тяжело раненного в боях выдающегося советского писателя Виктора Астафьева, который как-то сказал, что мы не победили, а «завалили немцев своими трупами»?

Могут ли люди, которые если когда и стреляли в своей жизни, так только в тире в парке культуры и отдыха, сочинять небылицы про героев войны лишь для того, чтобы сметь равнять себя с ними?
Историческая ложь, она же «патриотическая мифология», вопреки убеждениям всевозможных деятелей, пытающихся превратить историю в бесправную служанку любого правящего режима, вовсе не сообщает большей прочности государству, чем историческая правда.

Историческая ложь, как и всякая ложь вообще, на которой во многом построена вся нынешняя российская пропаганда, не укрепляет государство, не объединяет народ и не является панацеей от разрушения государственности. А историческая правда, даже если она повествует не о бесконечных триумфах власти, даже если это печальные, позорные и трагические страницы истории, государство, вопреки логике тех же «мединских», сама по себе не разрушает.

СССР распался не от того, что при Горбачеве разрешили говорить правду о Сталине и «даже» начали сомневаться в Ленине. За распад страны всегда и везде ответственна власть, которая ей управляет.
Свою долю ответственности несет и народ. Мы с вами. Не случайно прямым следствием постоянного мифа о безгрешности каждого правящего режима в России являются щедрые проклятия в адрес этой власти, которые раздаются из уст потомков.

Правда состоит в том, что в нашей истории были не только победы, но и поражения. Мы пережили много позора. Сквозь всю нашу историю текут реки безвинно пролитой крови. Мы можем искать в прошлом смысл своего существования, но невозможно перекладывать на историю всю меру ответственности за свое настоящее и будущее. Мы пишем своими жизнями и поступками не прошлое, а настоящее и будущее.

Историческая память способна объединять народ, только если она реально живет в людях и передается из поколения в поколение как глубоко пережитый личный опыт. А казенные патриотические сказки конъюнктурщиков, которые порой меняются на прямо противоположные в угоду сиюминутным интересам следующего начальства, только затемняют или вовсе отменяют эту память. Постоянные попытки силой приспособить историю к оправданию любых промахов действующей власти делают невозможным то, что в мире называется «работа памяти», тщательно изучается, по сути формирует ткань народа и государства.

Общие беды сплачивают людей не меньше, чем общие победы.

А лживая мифология, какой бы «патриотической» она ни была, только отвращает людей от подлинной истории и в конечном счете от своей страны.
Потому что, выходит, мы поклоняемся тому, чего не было. И упорно не хотим видеть того, что есть.
Семен Новопрудский @ Gazeta.ru

«Лучше Путин, чем война» — благонамеренный эскапизм

Утром Путин без затей
Слопал четверых детей
А пятого помятого
Спасла Чулпан Хаматова
(с)

В 2012 году актриса Чулпан Хаматова записала видеоролик в поддержку Путина, чем спровоцировала жаркую дискуссию, в которой одни осуждали, а другие утверждали, что все оправдывает поддержка государством фонда «Подари жизнь» (благотворительный фонд Хаматовой, специализирующийся на помощи больным детям). На все вопросы актриса ответила откровенным утверждением «Северная Корея лучше революции». По прошествии трех лет Хаматова заявила, что готова сняться в новом аналогичном ролике, если Путин построит еще одну детскую больницу.

Время подсчитать: что же случилось за эти годы? К примеру, успели принять нашумевший закон подлецов, запрещающий иностранное усыновление, чем обрекли множество детей на мучительную смерть на родной земле вместо благополучной, но бездуховной жизни в Америке. За это время случилась война на Востоке Украины, в которой погибло множество людей. Сами благотворительные фонды в любой момент рискуют оказаться в статусе «иностранного агента», а доступ к лекарствам нуждающимся затруднили настолько, что им проще застрелиться. И это ведь только часть изменений, двигающих нас в сторону той страны, которая, по мнению актрисы, лучше революции.

Напрашивается простая задачка: сколько людей должно погибнуть в результате действий режима, чтобы «еще одна детская больница» перестала себя оправдывать?
Можно резонно заметить, что взбрыкни тогда актриса Хаматова и поддержи оппозицию — кому стало бы лучше? Режим бы как-нибудь пережил такой удар, а вот фонд «Подари жизнь», вероятно, нет. Разумеется, одна Хаматова бы не скинула целого тирана (хотя личность она значимая — иначе бы от нее не требовали публичной поддержки), но представим на секундочку: а если бы все, кто оправдывает свой конформизм «слезинкой ребенка», внезапно направили свою энергию на то, чтобы сменить власть и превратить Россию в демократическое государство?

Я не силен в предсказаниях, но предполагаю, что тогда бы мы имели серьезные шансы жить в демократическом государстве, — ведь таких людей огромное количество. У российского общества множество проблем: недоверие, разобщенность, апатия. Но есть одна большая проблема, которая не кажется таковой, — благонамеренный эскапизм.

Благонамеренный эскапизм

Под словом эскапизм обычно подразумевают «уход от реальности в мир иллюзий». Способом побега от реальности может стать практически все что угодно: спорт, искусство, компьютерные игры. Важно, что ни навыки эльфа 85 уровня, ни даже спортивные достижения не помогают решению жизненных проблем. Вообще, эскапизм — естественная форма отдыха. Но беда, если он вытесняет собой все остальное.

Взглянем на российскую действительность: у нас есть власть, в легитимности которой есть все основания сомневаться. Власть эта ведет страну в глубокую яму. Каждый год мы думаем, что глубже уже некуда, но они всегда находят чем нас удивить. Страна держится на плаву за счет торговли сырьем, при этом доходы перераспределяются в пользу небольшой прослойки элиты и всплывают затем в каких-нибудь панамских офшорах. На самые базовые социальные нужны денег вечно не хватает — в результате чего страдает множество людей. Зато с лихвой хватает на пропаганду.

Казалось бы, что делать в такой ситуации? Менять сложившуюся систему по известной всему миру схеме: создавать организации, протестовать, проводить выборы и реформы. Но система меняться, ясное дело, не хочет. Именно поэтому она избивает недовольных, сажает в тюрьмы, запрещает нелояльные организации. Все это не способствуют желанию пополнять ряды протестующих: чем дальше, тем больше и сопряженный с этим риск. И то, что некоторые лидеры протеста занимаются откровенным саботажем и ведут себя недостойно, также не способствует доверию.

Что же делать? Есть на свете множество иных занятий: спорт, книжки, компьютерные игры. Многие предпочитают эмиграцию. Но что же делать тем, у кого внутри горит огонь желания менять этот мир, кто хочет заниматься делами важными и значимыми? Для таких ныне есть две главные формы бегства от реальности: благотворительность и просвещение. Появились они давно. Но неслучайно, что всплеск популярности этих занятий пришелся именно на последние годы — на волне разочарования от неудавшегося протеста 2011–12 годов и последовавшего закручивания гаек.

Есть еще одна разновидность благонамеренного эскапизма — урбанизм. Она скромнее, зато хорошо иллюстрирует саму схему.

Урбанизм — это когда от ворованного триллиона вам отстегивают миллиард на красивую клумбу в центре города, которой вы любуетесь до тех пор, пока ее вместе с половиной города не зальет потоп, потому что деньги на чистку ливневой канализации как раз и разворовали.
Благотворительность — это когда власти открывают вам одну красивую больницу, а через год в приступе самодурства обрекают на страдания и гибель тысячи детей. Просвещение — вам разрешают проводить публичные лекции в парке Горького, зато сокращают расходы на образование и назначают министром даму, известную своим религиозным обскурантизмом.

При этом подвох урбанизма вроде бы уже очевиден публике, тогда как другие формы бегства от реальности до сих пор окружены благородным ореолом. Почему так?

Собачья добродетель

В первую очередь наивно думать, будто благотворительностью люди занимаются исходя лишь из альтруистических соображений. Это неплохой способ прославиться и повысить свой социальный статус, и так оно работает во всем мире. Американский медиамагнат Тед Тернер говорил: «Чем больше добра я делаю, тем больше денег получаю», а бизнесмен Роберт Лорш даже подсчитал, что получает от 1,01 до 2 долларов за каждый доллар, вложенный в благотворительность. Полезность демонстративного альтруизма в деле поднятия статуса известна даже в животном мире, и наши собратья-приматы используют его часто. Об этом можно прочитать, к примеру, у приматолога Франса де Валя или же в полушутливой книге Ричарда Конниффа «Естественная история богатых: полевые исследования».

Однако мне кажется правильным предполагать, что большинство из тех, кто погружается в водоворот «малых добрых дел», делают это искренне. И объясняется это просто: человеческая психика устроена так, что нам требуется видеть плоды своих трудов, получая тем самым «подкрепление». Если заняться политической деятельностью в демократической стране, то желаемого успеха можно и не добиться, зато можно увидеть результат, пропорциональный вложенным усилиям. Тогда как в авторитарной стране никакие усилия не гарантируют результата: можно честно собрать подписи за кандидата — забракуют, подать уведомление о митинге по всем правилам — найдут основания для отказа, годами строить организацию — придумают к чему придраться и запретят. Ощущение — примерно как биться головой о стеклянную стену. С поправкой на то, что из-за этой стены в любой момент может прилететь кирпич.

Трансформация автократии в демократию вообще долгий и непредсказуемый процесс. Это работа по формированию институтов, которая может принести какие-либо плоды лишь через десятилетия после своего начала.

При этом возможны как провалы, так и откаты в прошлое, когда после эйфории «демократических революций» новые институты оказываются плохо спроектированы и неустойчивы. Так было и с Россией, и с Украиной. Для этого всего нужны ангельское терпение, ослиное упрямство, азартная вера в удачу и горизонт планирования, простирающийся на долгие годы вперед.

Другое дело «малые добрые дела» — здесь, конечно, тоже можно расшибить лоб и о родную российскую бюрократию, и об обычное людское равнодушие. Однако здесь легко увидеть плоды своей деятельности: вот мы собрали средства на лечение ребенка, вот издали хорошую книгу, вот облагородили какую-нибудь улицу. Это внушает уверенность в собственных силах, дает ощущение причастности. Но со временем это и формирует у людей тот туннель реальности, в котором одна жизнь, спасенная у них на глазах, позволяет игнорировать миллионы жизней, сломанных за спиной.

Философ Бертран Рассел в книге «История западной философии» описывал, как греческая мысль, изначально глубоко погруженная в вопросы общественные, постепенно дошла до аполитичной этики формата «делай, что должно, и будь что будет», свойственной сначала стоицизму, а затем и раннему христианству. Как это так: мир переживает катастрофу, нашествие варваров, а интеллектуалы (св. Иероним) пишут послания о важности сохранения целомудрия? Рассел писал, что в полисе человек был членом сообщества, ощущавшим тесную связь с судьбой города-государства, но далее власть перешла к централизованным империям, а человек стал пылинкой под ногами гигантов. Осталось цепляться за то, над чем он еще мог сохранять контроль, — за собственную добродетель. Так, людям свойственно придавать большую ценность тем вещам, над которыми они имеют власть, а не тем, которые имеют значение в действительности. Итогом становятся все эти лицемерные рассуждения формата «хочешь изменить мир — начни с себя».

Но есть аналогия менее поэтическая — приобретенная беспомощность. Это бихевиористский эксперимент 60-х годов, когда собак в клетке лупили током. Одни собаки могли отключать ток, нажимая на панель, другие не могли. Затем собак помещали в другие клетки, где тока можно было избежать, просто перепрыгнув перегородку, — первые собаки сбегали, вторые же забивались в угол и тихо поскуливали, «смирившись с судьбой», на которую они уже отчаялись повлиять. Адепты «малых добрых дел», убежденные, будто именно там пролегает «путь к спасению», могут быть преисполнены эдакого стоического морального пафоса, но в действительности скорее напоминают собак, покорно дрожащих в клетке, когда выход есть.

Торговцы индульгенциями

Впрочем, здесь можно предположить, что раз трансформация страны — это процесс построения общественных институтов, то адепты «малых добрых дел» именно этим и занимаются! Создают горизонтальную систему институтов, которая решает проблемы общества, минуя государство. Но так ли это на практике?

На практике мы часто видим, как люди, сделавшие себе имя на благотворительности, входят во всякие советы при Президенте РФ или же получают гранты от столпов грабительского режима (см. Тимченко). По совершенно случайному совпадению вскоре эти люди начинают устраивать митинги вместе с «Общероссийским народным фронтом», озвучивать официозную пропаганду в своих интервью и лукаво рисовать ложные дихотомии «лучше Путин, чем гражданская война» (интересно, сколько нужно грантов, чтобы это превратилось в ставшее классикой «Северная Корея лучше, чем революция»?). И ведь здесь даже не нужно предполагать никакой корыстной мотивации, хотя организацию благотворительности в пользу ограбленных на гранты от грабителей очень хочется назвать «торговлей индульгенциями», позволяющими бандитам блеснуть в незаслуженном амплуа меценатов.

Но суть в том, что государство в России замыкает на себя все, поэтому благотворитель, который с государством дружит, сможет сделать гораздо больше, чем тот, кто предпочитает держаться от власти подальше. Поэтому для российского благотворителя это магистральный путь: сначала он заключает сделку с дьяволом, оправдывая ее «необходимостью помочь людям», а затем втягивается, и пламенные выступления в поддержку status quo становятся его естественной позицией.

Таким вот парадоксальным образом институт начинается как общественный, а превращается в антиобщественный. А что происходит с теми, в чьей лояльности государство начинает сомневаться, — закрытый просветительский фонд «Династия» тому примером. Государство всегда готово покарать непокорных, а потому становится инструментом отбора, в котором выживают одни покорные. Причем лояльность, похоже, такое дело, где нужно старательно бежать, чтобы оставаться на месте. На каком-то уровне достаточно сказать: «Не все так однозначно», а на каком-то уже требуется петь осанны Северной Корее.

Чем выше взлетает человек, тем больше ему нужно измазаться в крови и грязи, чтобы выглядеть там своим. И постепенно этот макияж въедается в кожу, производя необратимую мутацию личности.

Вероятно, поэтому мировая история не знает случаев, когда к демократизации страну привели бы благотворители, книгоиздатели, озеленители дворов и прочие «мы вне политики» деятели. Как считают политологи, демократизация — а следовательно, прекращение масштабной несправедливости и системного насилия — плод деятельности конкретных институтов. Это политические партии, правозащитные объединения, движения наблюдателей, независимые СМИ, борцы с коррупцией и т. д. В общем, все те, про кого никак нельзя сказать, что они «вне политики» и занимаются «просто общественной деятельностью». Благотворительность сама по себе — это замечательно. Она может решать многие проблемы, причем лучше самого государства. Но дом не начинают строить с крыши и окон. Строить начинают с фундамента.

Поэтому, если у вас есть желание что-либо изменить, занимайтесь политикой, правозащитой, становитесь волонтерами и наблюдателями на выборах. Если есть средства, которые вы хотели бы пожертвовать на благое дело, — пожертвуйте сначала политическим активистам (это может быть не так просто, но достойных людей найти можно), правозащитникам или политзаключенным (последних уже, к сожалению, столько, что можно подобрать под любые политические вкусы). Любая не связанная с политикой общественная деятельность — это та роскошь, которую мы в полном объеме сможем позволить себе лишь тогда, когда будем стоять на крепком фундаменте демократического государства. До тех пор — это усилия по строительству карточного домика, который одним взмахом хвоста может сломать любая крыса в любом министерстве, вот просто потому что может. И к чему тогда было все?

Гарантированно помочь конкретному человеку сейчас или без всякой гарантии способствовать грядущим изменениям, которые уберегут множество людей, — это, пожалуй, одна из самых сложных этических дилемм, с какими можно столкнуться. Выбор между краткосрочным и долгосрочным, когда сердце тянет в одну сторону, а разум в другую. Но следует помнить, что перед этим выбором нас поставили искусственно, сознательно и вовсю эксплуатируют наше замешательство.

Михаил Пожарский @ R-e-e-D