Homo soveticus, он же (обидно) «совок», при ретроспективном взгляде даже и симпатичен. Ну да, он кричал «ура» на демонстрациях, пил водку, вешал на стенку чеканку, добывал по блату голубой чешский кафель и знал, что СССР лучше Америки, потому что в Америке вешают негров. Но, если честно, особо в это не верил, как не верил и в марксизм-ленинизм. В СССР Брежневу налепить цацек-орденов на грудь – могли. А вот назвать «духовным воином страны» - нет. Потому что совок с подспудной тоской осознавал и свое, и брежневское место в истории. Да, Homo soveticus частенько стучал на других, голосовал «как надо» на собраниях, - но в мыслях воспарял. Всеобщее запойное чтение, взросление на повестях Катаева, Гайдара и Крапивина (где непременно и дружба, и первая нежнейшая, ландышем, любовь), - советская власть, как точно подметил Дмитрий Быков, совершала ужасные поступки, но произносила правильные слова. По этой причине советское двоемыслие заканчивалась вместе с заседанием парткома.
Homo postsoveticus от советского идеализма и двоемыслия избавился в ту минуту, когда обрел деньги. Нередко - шальные. Это советский человек был счастлив в мелкой норке на окраине (посиделки с друзьями на кухне, полный холодильник при пустых магазинах, Окуджава, собрания сочинений, соседствующие в гэдээровской «стенке» с хрусталем). А постсоветикус стал, прошу прощения за двусмысленность, норку держать нараспашку. Нужно, чтобы все видели его машину, шмотки, часы, мобильник. Образцовый россиянин образца 1996-2012 годов, эпохи торжествующего гламура, потреблял не столько вещи, сколько статус. Он все еще не верил, что на самом деле существует, а потому трясся над главным доказательством своего бытия – иномаркой. (И потому, кстати, так ненавидел гаишников, ленивым взмахом жезла превращавшим его в ничто).
Разбогатев, постсоветикус так и не выстроил общество равных - наоборот, отгородился от соседей, обнеся загородные хоромы забором до Луны. А взяв в привычку проводить отпуск за границей, стал относиться к миру как к магазину, забыв, что мир – это учебный класс. Идеологическую пустоту постсоветикус заполнил бытовым расизмом: Европа в его глазах была местом шопинга и отдыха, в котором, к несчастью, бродили по улицам гадкие негры, арабы и прочие мусульмане. Которых, по его мнению, следовало держать на подсобных работах на стройке, – примерно как таджиков в России. И если общественная разобщенность роднила постсовка с совком, то прекратившаяся учеба у Запада от совка отдаляла.
Впрочем, жизнь совка задокументирована подробно (навскидку: «Это было навсегда, пока не кончилось» Юрчака; «60-е. Мир советского человека» Вайля и Гениса). Антропологией же постсовка можно считать всю публицистику постсоветской эпохи, от упомянутого Быкова до (рекламная пауза!) моей книги «Налог на Родину». А вот про Homo putinus’a ничего не написано. Это ведь новый тип. И хотя складываться он начал в нулевых, но всем колхозом вышел на сцену лишь когда гламур сменился патриотизмом, - после Крыма.
От своего предшественника путинус отличен многим. Например, страстным отказом от личного, индивидуального в пользу общего, коллективного.И это не советское «раньше думай о Родине, а потом о себе». Homo putinus, HP, сочинил себе такую Родину (великую, но страдающую от врагов, а врагом стал весь мир), чтобы ее интересы либо наполняли личный карман, либо чтобы компенсировали пустоту кармана духоподъемностью. Если Homo postsoveticus определял себя через профессию или доход («я – менеджер», «я – бизнесмен», «я – фотомодель»), то Homo putinus стал определять себя через «я – русский». Не замечая, что индивидуальность в нем определяется через отрицание индивидуального.
Другая важная черта HP – двоемыслие, допущенное в дом (в СССР, напомню, оно оставлялось за порогом). Это даже не двое-, а много- и разномыслие: синкретизм, механическое объединение взаимоисключающего. В голове у HP тот же винегрет, что и в пейзаже за окном, где памятник Ленину повернут лицом к православному новоделу, где в героях разом Николай II и Сталин. Путинус одновременно проклинает «Гейропу», ездит на немецком автомобиле и вздыхает, что таких дорог, как в Европе, в России никогда не будет, хотя, конечно, мы величайшая в мире страна. Путинус знает, что РПЦ выродилась в КПСС, но зовет священника освящать офис, но при этом не прочел и десяти страниц из Нового завета, но при этом уверен, что русский обязан быть православным.
Возможно, такой синкретизм связан с третьей чертой HP: принципиальной даже не необразованностью, а первобытным нежеланием знать устройство мира. Конечно, не каждый советикус мог назвать число планет в Солнечной системе, объяснить принцип квантовой неопределенности или припомнить, что «Оду к радости» написал Бетховен. Однако советикус незнания стыдился, а знание уважал. Как и «культуру» - по крайней мере, в классическом варианте. Путинусу любые сложные, интеллектуальные вещи смешны, и не случайно в русском fm-эфире полно слезливо-блатного шансона и пумс-пумс- попсы, но лишь в трех городах звучит радио с классической музыкой. Тираж нон-фикшн книг в 1000 экземпляров считается приличным (при 146,000,000 населения!), а 5000 экземпляров переводят книгу в бестселлеры. Зарплата преподавателя, оркестранта, врача или ученого ниже уровня биологического выживания. На российских федеральных телеканалах непредставимы лингвист, генетик или когнитивный нейробиолог, зато представим разговор о том, что Земля плоская. Газет, доставляемых по утрам по подписке (типа Liberation, Daily Telegraph или Allgemeine Zeitung) нет– отчасти потому, что в стране, в общем, нет почты. А школьное, да и высшее образование, отгородилось от жизни такой же стеной, как и загородный дом.
При этом – вследствие синкретизма – HP вкладывается последними деньгами в образование детей (и университеты, чувствуя запрос, повышают цену: учиться в МГИМО или «вышке» сегодня стоит почти как в университетах Лиги плюща в США). Впрочем, дети для HP превратились не столько в смысл жизни, сколько в щит. Их интересами объясняется принятие самых диких законов, вроде «закона Димы Яковлева» или закона о запрете пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних. Хотя последний закон, запретивший под страхом суда утверждать, что гомосексуалы – нормальные люди, стигматизировал и обрек на травлю каждого двадцатого российского подростка, аналогично тому, как нюрнбергские расовые законы в Германии в 1930-х стигматизировали евреев. При этом, творя любое похабство именем детей, HP резко суживает их жизненную перспективу, оставляя им два варианта. Либо – учить иностранный язык и эмигрировать, либо – жить в стране третьего мира со стагнирующей экономикой, растущей бедностью и возможностью сесть в тюрьму за неосторожный или пост в соцсетях. Молчу уж о том, что HP абсолютно уверен в своем праве поднять на ребенка руку или замордовать словесно. Ювенильная юстиция, защищающая детские права, для HP – инструмент Запада, разрушающий Россию.
Ярость, злоба, желание оскорбить, унизить и дегуманизировать любого иного или инакового, мгновенно превращаемого во врага – еще одна типичная черта HP. Его предшественник, HPS, параллельно с сытостью оброс неким благодушием, привычкой обмениваться любезностями с продавщицей или официанткой. В ярость его приводило лишь покушение на святое, то есть автомобиль (когда, например, кто-то занимал его место на дворовой парковке). Путинуса оскорбляет и приводит в ярость все: покушение на автомобиль, на церковь, на веру, царя и Отечество (и радость от того, что страна вернулась к отсталой, неэффективной и одиозной форме управления – самодержавию – является еще одной характеристикой HP).
Впрочем, для путинуса ярость (часто переходящая в кривляние на манер Передонова из «Мелкого беса») оправдана представлением, что он живет в осажденной крепости. При этом HP полагает провокацией вопрос о том, как случилось, что Россия стала страной, типа Ирака. И почему во врагов превратились все – от братьев-славян на Украине до братьев-христиан в Грузии. И почему из друзей остались лишь армия и флот (с ракетами на портативных ядерных реакторах, о чем поведал царь, к изумлению физиков-ядерщиков). Но главный HP говорил и не такое, - и путинус с восторгом принял заявление царя о том, что мир без России не нужен. Путинусы вообще говорят о ядерной войне как о деле почти неизбежном: если вы не хотите с нами считаться, то и пропадите вместе с нами…
И этот гибельный восторг, или, как Быков писал, оргазм, какой испытывает доктор Джекил, когда превращается в мистера Хайда, - тоже характеристика HP, не читавшего, разумеется, Стивенсона.
Но здесь я должен остановиться, но не потому, что боюсь, а потому, что сложно систематизировать явление, внутри которого находишься и которое неизбежно влияет на тебя. Это системная ошибка метода включенного наблюдения. В 2011 году, в расцвет нефтяных тучных лет России, я точно так же пытался дать характеристику постсоветикуса – и точно так же вынужден был признать предел возможностей. То, что тогда получилось, было опубликовано в журнале «Огонек» (еще не превратившемся в «Уголек»), и текст можно прочитать здесь.
Я же повторю то, чем заканчивал свое описание 7 лет назад: «Я не укладываюсь в размеры текста, но все прочее вы легко можете дополнить сами».
dimagubin at LiveJournal
