18 апреля 1945 г. 19-летний студент-богослов Роберт Лимперт решил предотвратить бессмысленное уничтожение живописного городка Ансбах во Франконии. Он уже и так взял на себя огромный риск, распространяя листовки, в которых умолял сдать город без боя. Но теперь он пошёл ещё дальше: перерезал линии связи с подразделением Вермахта, находившимся за чертой города; однако был замечен двумя мальчиками из гитлерюгенда. Местная полиция арестовала его, и он предстал перед комендантом города, полковником Люфтваффе, который имел докторскую степень по физике, а также был фанатичным нацистом. Комендант немедленно отдал его под трибунал, и тройка судей без лишней траты времени приговорила Лимперта к смерти.
Когда на его шею набрасывали петлю возле городской стены, молодой человек вырвался, но, не пробежав и ста метров, был схвачен, избит и оттащен за волосы обратно к месту казни. Никто из небольшой толпы свидетелей не решился ему помочь. Лимперт мучился в петле несколько мгновений, но верёвка оборвалась, его повесили ещё раз, и он в конце-концов умер. Комендант сказал, что тело будет висеть, пока не сгниёт. После этого он сбежал из города на реквизированном велосипеде. Спустя четыре часа без единого выстрела в Ансбах вошли американцы и сняли тело Роберта Лимперта.
Трагедия Лимперта не была следствием одного лишь яростного фанатизма коменданта-нациста. Свою роль сыграла и полиция, и администрация города, выполнившие свои обязанности, несмотря на то, что они отлично знали: до американской оккупации осталось несколько часов. Горожане не посочувствовали Лимперту. Как и во многих других местах, когда большинство людей уже не надеялись избежать бесполезных разрушений, и когда уже было очевидно, что режим нацистов доживает свои последние дни, находились люди, которые по-прежнему были готовы поддерживать жестокие репрессии против реальных или мнимых врагов нацизма. Похожие страшные истории были отмечены по всей территории Германии в последние недели правления нацистов.
В ситуации полного военного краха, на территориях, ещё не занятых вражескими силами, нацистский строй в определённой форме существовал даже в апреле 1945 г. Третий Рейх ужался до крохотной территории. Коммуникации и транспорт были практически полностью разрушены, миллионы людей жили без газа, электричества и воды. Но к анархии это не привело.
Государственные службы продолжали функционировать, несмотря на огромные трудности. Зарплаты и жалованья выплачивались вплоть до апреля 1945 г. Ведущее академическое сообщество по-прежнему присуждало стипендии иностранным студентам, и эти деньги по-прежнему рассматривались, как инвестиции, сделанные ради немецкого влияния в «новой Европе». Газеты по-прежнему публиковались, хотя их число и объём значительно уменьшились. Предпринимались некоторые попытки для доставки почты.
Существовали даже кое-какие эскапистские развлечения. Свой последний концерт Берлинский филармонический оркестр провёл 12 апреля, за четыре дня до того, как советские войска начали наступление на столицу. Жители Штутгарта, всего за несколько дней до сдачи города 22 апреля, отгораживались от действительности на час или два, просматривая в кинотеатре «Девушку моей мечты». Последний футбольный матч военного времени был сыгран 23 апреля; в этот день «Бавария» со счётом 3-2 обыграла своего традиционного соперника «Мюнхен 1860». Вряд ли команды показали суперфутбол, но примечательно, что матч прошёл всего за неделю до самоубийства Гитлера.
Признаки раздробления
Но самое главное, что Вермахт продолжал сражаться. Потери были ошеломляющими. Под конец войны ежемесячно умирали 300-400 тыс. немецких солдат. Но никаких бунтов, имевших место в 1918 г., не было. К этому времени, большинство солдат, как и гражданское население, страстно желали окончания войны. Явно просматривались Признаки раздробления. Тысячи солдат дезертировали, несмотря на драконовские наказания при поимке беглецов. Тем не менее, это было незначительное меньшинство. Вермахт продолжал действовать. В противном случае, нацистский режим развалился бы. Но генералы продолжали отдавать приказы, не взирая на обстановку полной безнадёжности. И приказы исполнялись.
Неизбежность поражения стала очевидна уже летом 1944 г., когда западные союзники провели высадку в Нормандии, а Красная армия далеко продвинулась на территории Польши. Но немецкое руководство, не один только Гитлер, продолжало придерживаться убеждения, что если и не явной победы, то хотя бы чего-то в этой войне ещё можно достичь. Основывалось это убеждение на том, что новое разрушительное оружие было на подходе. Логика была следующая: если удастся нанести врагам чудовищный ущерб, нечестивая коалиция западных сил и Советского союза может развалиться. В таком случае, западных союзников можно принудить к переговорам, частично сохранив для Германии её территориальные завоевания.
Многие немецкие лидеры крайне медленно и неохотно расставались с подобными иллюзиями. Самым очевидным аргументом в пользу непоправимо проигранной войны стал внезапный разгром последней наступательной операции Германии в Арденнах, и в ещё большей степени, ошеломительный натиск Красной армии в январе 1945 г. С того момента, когда в марте 1945 г., западные союзники форсировали Рейн, движение к сердцу Рейха стало стремительным. На востоке Красная армия готовилась к наступлению на Берлин. Разумных причин продолжать войну не было. Но Вермахт продолжал сражаться.
Борьба до самого конца в совершенно безнадёжной ситуации – достаточно редкое явление. Практически все войны в новейшей истории, как и Первая мировая война, так или иначе заканчиваются переговорами. Даже авторитарные режимы, явно летящие под откос, как правило, не готовы держаться до последнего. Обычно эти режимы опрокидываются намного раньше: или по причине революции снизу, или, что чаще, в результате переворота сверху внутри правящих элит. Но нацистская Германия отказалась сдаваться. Почему?
Часто утверждается, что все перспективы Германии на капитуляцию исключило требование «безоговорочной капитуляции», высказанное союзниками на конференции в Касабланке в январе 1943 г. Нацистский режим, разумеется, использовал это требование в качестве пропаганды для оправдания войны до самого конца. Но определённые виды на мирные переговоры не были полностью исключены этим требованием. Большинство нацистских лидеров в разное время обращалось к западным союзникам, и даже к Советскому союзу, в поисках способа избежать предстоящей гибели. Но Гитлер решительно отказывался рассматривать любые переговоры, кроме как с позиции силы, -- вероятность которых уменьшалась с каждым днём. Так не стоит ли нам остановиться на самом Гитлере, вожде государства, который готов был скорее бросить свою страну в пропасть, нежели поддержать очередную «трусливую», как он считал, капитуляцию, на подобие той, что произошла в ноябре 1918 г.?
Бескомпромиссность Гитлера была совершенно непоколебима. И поскольку он не имел никакого будущего после любых переговоров о капитуляции, ему было проще держаться до последнего. Он понимал, что всё это должно закончиться его самоубийством. Но как он мог и дальше осуществлять настолько злодейскую власть, когда все знали, что его дни сочтены? Почему же в дальнейшем не было попыток убить его, устранить его, или хотя бы стремления отстоять другие варианты, кроме полнейшего уничтожения? Ответ на этот вопрос уводит нас от личности самого диктатора и вплотную подводит к сущности нацистской власти, её структуре и тому менталитету, на котором эта власть основывалась.
Несомненно, большая часть ответа – террор. Страх был разумным ответом на ужасающий и запугивающий строй. Начиная с февраля 1945 г., изначально присущий нацистскому строю террор вылился в последние припадки безотчётной ярости, направленной против всех, кто стоял у него на пути. Необузданная готовность к исключительному насилию даже против собственных граждан устранила всякую возможность революции снизу, как это произошло в 1918 г.
Население Германии в 1945 г. не желало мятежа -- оно было забито, истощено и покорно. Аппарат нацистского террора по-прежнему действовал. Около 15 тыс. немецких солдат были казнены за дезертирство (для сравнения, в Первую мировую войну таких было 18 тыс.), это число резко увеличилось ближе к концу войны. Военно-полевые суды проводили серии произвольных казней, в том числе среди гражданского населения. Любое пораженческое высказывание могло привести к мгновенной и жестокой расправе.
В последние недели нацистского строя, сотни немецких граждан стали жертвами безграничного насилия со стороны местных членов партии, желавших убедиться, что их давнишние противники не доживут до падения нацистов и не смогут насладиться им; таково было последнее проявление их власти. Однако, как и прежде, целями самого кровавого насилия стали те, кого нарекли расовыми или политическими врагами. Иностранные рабочие и заключенные, в которых видели угрозу безопасности, были безжалостно убиты. Бессмысленные «марши смерти» по городкам Германии на глазах у всего населения, когда узники, в большинстве своём евреи, оставляли концентрационные лагеря и оказывались в беспредельной власти конвоиров, которые избавлялась от них без всякой жалости. Эти марши смерти, предположительно, унесли жизни четверти миллиона человек. Большинство немцев смотрели на это пассивно, как по причине отсутствия симпатии к марширующим, так и из боязни последствий за любые попытки оказать кому-либо помощь.
Всеобщее отвращение
Однако террор не может полностью объяснить, почему Германия продолжала войну. Тьма мелких служащих и чиновников, продолжавших служить нацистскому строю и поддерживать его жизнеспособность, не были терроризированы. Как не были терроризированы и военачальники. Хотя генералов часто отстраняли от должности, их, как правило, не казнили (исключая участников заговора 1944 г.).
Ошибочно считается, что нацистский строй имел единодушную поддержку до самого конца. Бесчисленные внутренние отчёты свидетельствуют о широком распространении отвращения к нацистской партии, и даже о падении веры в Гитлера, задолго до конца. Однако имело место понятное раздвоение чувств. Несмотря на то, что немцы страстно желали окончания войны, мало кто хотел иностранной оккупации, особенно со стороны страшных русских. Борясь из последних сил против врага, немцы, несмотря на сильнейшую ненависть к нацистскому строю, в действительности поддерживали его существование.
Страшная война на востоке породила в каком-то смысле отрицательную сплочённость, как для солдат, так и для гражданского населения. Испытывая обоснованный ужас попасть в руки Советскому союзу, солдаты сражались, словно черти; меньше всего из-за нацистских взглядов, а ради семьи, товарищей и, в конце концов, ради собственного выживания.
В любом случае, альтернативы не было. Какими бы ни были личные чувства и мотивы простых солдат, выбор у них был не велик: исполнять приказы офицеров или понести наказание за дезертирство. Шокированное гражданское население бежало куда только могло, в противном случае готовилось к худшему. Число самоубийств взлетело до небес, особенно в восточной части Германии. Примерные подсчёты показывают, что около 20 процентов женщин были изнасилованы бойцами Красной армии, которые сделали всё, чтобы соответствовать карикатурам нацистской пропаганды.
На западе подобного страха не было. Пораженческие настроения были широко распространены, но Вермахт продолжал сражаться, невзирая на очевидные признаки военной усталости. Помимо решимости предотвратить оккупацию Германии иностранными войсками – и несмотря на малое число откровенных нацистских фанатиков, особенно среди эсэсовцев-—продолжение борьбы, в каком-то смысле, стало самоцелью.
В последние месяцы войны, как никогда раньше, жители Германии были угнетены, замуштрованы и ограничены в правах нацистской партией и несметным числом её приспособленцев, оккупировавших всё организационное пространство. Имея самые широкие полномочия, чтобы дирижировать в своём округе всеми силами гражданской обороны, гауляйтеры – стойкие партийные руководители областного уровня, давно отрезавшие себе пути к отступлению – и их подчинённые на местных уровнях, поддерживали власть самым жестоким образом.
Местные военачальники и партийные чиновники всё больше и больше действовали без оглядки на вышестоящие инстанции. Сдавался ли населённый пункт без боя или был практически стёрт с лица земли из-за бессмысленной бравады – всё это зависело от поступков властителей и их влияния на данной территории. Несмотря на страшные наказания, грозящие выявленным «капитулянтам», немногие хотели закончить свою жизнь в демонстрации тщетного «героизма», видя, как их дома и рабочие места взрываются без всякого смысла. Многие градоначальники и даже партийные чиновники, следуя за «уважаемыми членами общества», нередко прятались за пределами города, грубо нарушая тем самым приказ о продолжении борьбы, хотя это могло вызвать жестокую месть со стороны местных головорезов – обычно партийных фанатиков или эсэсовцев, которым было нечего терять – если они получали власть в свои руки.
Почему же не было ещё одной попытки сменить строй сверху после провального заговора в июле 1944 г.? Решающим фактором стала радикализация структур власти, произошедшая после покушения. Гитлер стал опираться на четверых вельмож-нацистов, трое из которых были фанатиками, а последний – жадным до власти организационным гением; именно эта четвёрка управляла страной в последние месяцы.
Мартин Борман, личный секретарь Фюрера и начальник партийной канцелярии, распространил влияние нацистской партии практически на все стороны повседневной жизни. Йозеф Геббельс сочетал ключевые сферы пропаганды и мобилизации войск. Громадные потери, которые испытывал Вермахт, не могли быть восполнены без тех миллионов дополнительных солдат, которых он поставил под ружьё к концу 1944 г. Генрих Гиммлер, глава СС и управления имперской безопасности, теперь проник также и в армию, добавив к своим огромным полномочиям пост командующего армией резерва; неудачный переворот июля 1944 готовился в штаб-квартире именно его предшественника.
Последним по счёту, но не по значимости, в этом квадрумвирате был Альберт Шпеер, министр вооружений и военной промышленности, на грани чуда организовавший обеспечение войск оружием для сражений. Если бы Шпеер работал в половину силы, Германия не смогла бы продержаться так долго.
Очень важно, что нацистский строй мог опереться также на поддержку военного руководства. На самой верхушке находились фельдмаршал Кейтль и генерал Йодль, ключевые фигуры высшего командования Вермахта. Они были сверх лояльны, непреклонно верили в Гитлера даже в тот момент. После неудачной попытки взрыва, нацисты увеличили своё присутствие в вооружённых силах. Многие офицеры среднего звена, с детства пропитавшиеся нацистскими догмами в гитлерюгенде, теперь вдвойне хотели доказать свою преданность. Среди генералов на командных постах также были оставлены только самые преданные кадры. Конечно, немногие из них были полноценными нацистам, но их националистический менталитет легко смешивался с догмами нацизма.
Некоторые генералы, серьёзно спорившие с Гитлером, были сняты с должностей. Но даже будучи глубоко не согласны с Гитлером по вопросам тактики, они никогда не сомневались в его праве отдавать приказы. Совершенно не сплочённые внутри своего круга, они были не способны противостоять Гитлеру ни по характеру, ни по организации. Исключительно жестокий фельдмаршал Шёрнер оставался фанатичным защитником Гитлера. Гросс-адмирал Дёниц был ещё одним пламенным сторонником Гитлера, несгибаемым в своих требованиях биться до последнего.
Даже те, кто в глубине души были не согласны с Гитлером, не могли и помыслить что-либо иное, кроме как исполнить свой высший долг, сделав всё от них зависящее для защиты Рейха. Столкнувшийся со всё большей невыполнимостью приказов по защите Берлина, генерал-полковник Хейнрици чувствовал, что неисполнение этих приказов означает измену. Даже в конце апреля 1945 г., фельдмаршал Кессельринг отказался капитулировать в Италии до тех пор, пока Гитлер был жив.
Власть Гилера над правящей элитой – на постоянно сжимающейся территории, где его указания по-прежнему выполнялись – сохранялась до самого конца. Отчасти потому что такова была его деспотическая личность, с её безжалостной и непримиримой решимостью довести начатое до конца, даже если в процессе немецкий народ придётся уничтожить. Но дело не только в его личности. Сопротивление Гитлеру в рамках организованного сообщества: политического или военного – было невозоможно., В Гитлеровской Германии не существовало аналога Большого фашистского совета, который сместил Муссолини в июле 1943 г. Не было правительства, сената, политбюро или военного совета, который мог бы бросить вызов Гитлеру. Как не было и альтернативного источника верности. Популярность Гитлера в течение долго времени непрерывно снижалась. Но отдельные кирпичики здания власти, все до последнего замыкавшиеся на Гитлера, просуществовали до самого конца.
Как только Гитлер покончил с собой у себя в бункере 30 апреля 1945 г., его избранный преемник – гросс-адмирал Дёниц, до сих пор архифанатичный в непреклонном желании бороться до последнего, осознал необходимость склониться перед реальностью и попытаться договориться. Весь выживший политический и военный аппарат незамедлительно последовал его примеру. Такой внезапный поворот яснее всего показывает, насколько битва до полного поражения и разрушения зиждилась не только на личности Гитлера, но на самом характере его власти и том менталитете, который поддержал его харизматичное господство.
В конечном счёте, господствующая элита не обладала ни коллективной волей, ни механизмами власти, чтобы предотвратить полное разрушение Германии Гитлером. И это имело решающее значение.
BBC History Magazine September 2011, Sir Ian Kershaw "Why did the Nazis fight to the death?"Перевод: Игорь Олейник @ LJ via Боря Цейтлин