УРСР

Без изложения собственного отношения к российско-украинскому политическому конфликту не может быть сейчас, летом 2014 года, никакой публичной деятельности, и поэтому любая попытка не отвечать на вопрос: «Что вы обо всем этом думаете?» играет против любого автора: что скрывают? Общим местом стало наблюдение: в России ничего не происходит, все российские новости переместились в/на Украину. (Я буду часто употреблять обе формы, в том числе и в одном предложении: «в Украине» — имея в виду украинское государство с четкими границами, «на Украине» — говоря о географической, исторической и культурной Украине-стране, у которой не может быть очерченных границ.)

Однако, «говорить обо всем этом» сейчас совершенно невозможно. Само объявление себя на чьей-либо стороне этого конфликта есть не только акт этического выбора, о котором отчитываться публично, в моем понимании, — неверный тон, но и демонстрация готовности игнорировать неизбежную часть чьих-то верных аргументов. Апелляция к военному или по крайней мере предвоенному положению уместна и верна. Несомненно, Батый был чрезвычайно интересной, как выяснится позже, и крайне неоднозначной исторической фигурой. Но на стенах Старой Рязани это не очень важно — тот, кто готов не игнорировать, но временно вывести за скобки высокое искусство ордынских художников по металлу, с меньшей вероятностью получит клинок в живот. Искусство же организации войны как раз и заключается в том, чтобы обе стороны видели в себе Батыя и рязанца одновременно. Война — святая афера, попытка приватизации всей истины ради того, что считают выше истины, — ради Победы; люди, пишущие ее с маленькой буквы, всегда будут предателями для всех сторон, поскольку не стесняются сказать: нет такой победы, что оправдала бы и одного мертвого. Поскольку мертвые есть теперь со всех сторон, говорить имеет смысл не о том, кто прав, а о том, что за всем этим стоит, что, возможно, находится в основах процесса, разделяющего нас на две группы обладателей истины.

И начинать необходимо не с России: хотя Украину в противостоянии с РФ, будучи в здравом уме, невозможно признать агрессором и даже провокатором конфликта, как об этом не устает заявлять уже совершенно обезумевшая российская пропагандистская машина (я думаю, нет нужды говорить, что участие в ее работе сейчас является совокупностью уголовных преступлений даже по российским законам), с моей точки зрения, история, которая привела к аннексии Россией Крыма, к криминальной анархии в восточных регионах Украины и приведет еще к почти неизбежным социальным потрясениям на всей ее территории, есть история чисто украинская. Роль, которую сыграли в ней не только российская власть, но и реально существующий российский национальный шовинизм (имеющий на удивление немного отношения к российскому политическому национализму), немала — но вряд ли является определяющей; думаю, есть основания предполагать, что и без России Украину не пронесло бы мимо самых трагических и самых важных событий в ее истории за последние полвека.

Мы все хорошо помним, как российское либеральное сообщество, и в первую очередь антисоветски настроенные люди, — а к их числу автор причисляет и себя — симпатизировало украинскому Майдану 2004 года. В украинских событиях того времени все мы видели возможный будущий сценарий демократизации российского общества, а в дальнейшем Украина вообще рассматривалась как государственность, опережающая в развитии российскую на десятилетие. Экономика Украины, институциональное развитие, динамика трудовой миграции, законодательные изменения, политические процессы после 2005 года мало интересовали кого-либо в России — кроме, разве что, тех предпринимателей, политиков и журналистов, которые в 2000-х и позже предпочли не участвовать в огосударствлении российской реальности, а временно уехать в соседний Киев, казавшийся чуть более близким, чем Тбилиси. Аксиомой считалось то, что Украина, бывшая Українська Радянська Соціалістична Республіка (УРСР) — это существенно дальше ушедшая в своем развитии от СССР, чем бывшая РСФСР, государственность. Явные же экономические проблемы Украины либо списывались на отсутствие нефти и газа, без которых, что знает любой русский, не бывает экономического процветания, либо просто игнорировались — не в деньгах, панове, счастье, если есть воля. Даже демократическое избрание Виктора Януковича президентом Украины после ухода Виктора Ющенко воспринималось как закрепление явного превосходства Украины над Россией в социальном развитии: глава государства, еще несколько лет назад считавшийся на Майдане человеком № 2 во вражеском лагере, при должной работе демократических институтов не только неопасен, но даже полезен в государственном аппарате.

Признаюсь, меня действительно поразили фотографии интерьеров Межигорья и документов, связанных с Виктором Януковичем, найденные в его загородной резиденции, — но совершенно не тем, чем большую часть и украинской, и российской публики. Особенно выдающегося богатства в них, кстати, и нет. Тот, кто украл всемирно известный межигорский «золотой батон», наверняка уже понимает, что покрыть гипсовую болванку несколькими слоями сусального золота стоит недорого, да и в целом виды Межигорья говорят нам о его хозяине как об истинном украинце, даже несколько анекдотичном хохле русских анекдотов с его представлениями о королевском дворце (то есть об очень большой хате со статуями, картинами, позолотой везде, но прежде — с хозяйственными надворными постройками до края земли и, разумеется, с милыми сытыми украинскими свинками). Даже апелляция к римскому классицизму в интерьерах фольварков Януковича и генпрокурора Украины Пшонки — это же в чистом виде украинское явление: из этих стен хохочет во весь голос «Енеида» Котляревского и оказавшее косвенное, но сильное влияние на украинскую культуру немецкое увлечение античностью во второй половине XIX века.

Скорее, важно другое следующее из этих видов — то, что, в сущности, президент Украины Виктор Янукович не имел никакой внятной политической власти в Украине или, по крайней мере, не имел вкуса, возможности или желания ей пользоваться. Напомню, в одном из документов Януковича фигурировала на голубом глазу взятка в несколько тысяч евро, выплаченная управляющими Межигорья за согласование какой-то архитектурной особенности этого поместья. Равно странно представить себе и тирана, от имени которого несут взятку в БТИ, и управляющего, попросившего у хозяина денег на такую взятку.

Мне кажется, глядя на эти фото, невозможно не подумать: именно так представляли себе райские кущи ответственные сотрудники райкома КПСС в голодные брежневские 70-е годы. Я представляю, как потешались над этими фото управляющие резиденций крупных российских чиновников — неужели это все, на что у Януковича хватило фантазии при наличии весьма немалых денег?

Именно поэтому к Евромайдану, который в России оппозиция почти единогласно отнесла к числу новых свидетельств здоровой природы украинской государственности, я отнесся крайне скептично. При всех симпатиях к первому Майдану второй, в моем понимании, свидетельствовал только об одном: украинская революция 2004 года... в основном не состоялась, и Украина, последняя из крупных постсоветских государств, по состоянию на весну 2014 года была и пока что остается последней советской социалистической республикой на территории бывшего СССР. Если это так — а соображения о том, почему это так, будут приведены ниже, — мнение о том, что в украинско-российском конфликте «советская» сторона есть сторона украинская, а не российская, я разделяю.

Даже и более того: с моей точки зрения, значение украинских событий для России, как и для всего мира, именно в том, что только Украина с 1991 года сумела на практике реализовать призывы, обращаемые ко всем советским руководителям экономистами-академиками, отраслевыми лоббистами и политическими экспертами: надо идти китайским путем, никаких шоков, никаких потрясений, задачей новой политической власти является максимальное сглаживание углов. «Китайский путь» в этой парадигме, что несложно понять, к Китаю имеет отношения лишь чуть большее, чем к Австралии или Парагваю.

В Украине никогда не было Черномырдина и Касьянова, Чубайса и Гайдара, Илларионова и Кудрина, Зурабова и Голиковой. В России этот пассаж воспримут с недоумением: холеры и чумы у них тоже не было, так пусть радуются, что живы, у них же не было и, например, дьявольской и зловредной монетизации льгот? Но перечислять все то, чего в Украине не было в отличие от России, можно, в общем, часами. Даже пресловутая украинская «унитарность», за которую нынешняя украинская власть держится с упорством ненормального, приводя тонны нелепейших и высосанных из пальцев до крови письменных аргументов — это просто нежелание уходить от унитаристского наследства УРСР.

Современная Украина — это практическая реализация идеи 1991 года: заменить красно-голубой флаг на обкомовском флагштоке на жовто-блакитный с пририсованным тризубом, отказаться от советской борьбы с украинским этническим национализмом и зажить, наконец, как люди — без давления проклятого союзного центра, то есть России. Украина еще в апреле 2014 года производила впечатление политической машины времени: едва ли не все украинцы, с кем мне приходилось разговаривать на знаменитом и очень полезном «слете национал-предателей» под флагом Михаила Ходорковского в Киеве, могли быть помещены в программу «Взгляд» 1990 года и не заметить этого. Все перестроечные темы для изрядно постаревшей Украины, вы не поверите, остаются в центре обсуждения, и обсуждают их в тех же словах и с тем же забытым перестроечным энтузиазмом. Совершенно неважно, что в этом нездоровом блеске глаз российские наблюдатели в основном видели украинские обиды. Важно то, как большая часть участников не понимала смысла названия организации-организатора конференции с украинской стороны, а это был фонд «Третья украинская республика» Юрия Луценко. Переучреждения украинского государства никто и в мыслях не имел: Украина оставалась все той же УРСР.

Отмечу, что темой «переустройства» украинского государства как такового, поиском новых основ для его существования, сейчас заняты на Украине только интегральные националисты «Свободы»-«Правого сектора» и «Батькивщина» Юлии Тимошенко. При этом меня в последнюю очередь можно считать сторонником Тимошенко: ее призывы к революции для создания новой социалистической государственности и строительства нового типа социализма, который будет достойным вкладом Украины в развитие европейской цивилизации, выглядят едва ли не более опасными для жителей страны, чем выдаваемые российской госпропагандой за «истоки фашизма» проклятия украинских радикальных «нардепов» («народных депутатов» — 1988 год как на ладони) в адрес «тупых москалей». Однако при всем нездоровом блеске в глазах Тимошенко мысль о том, что происходящее в Украине должно соответствовать тому, что происходит на Украине, — трезва и крайне важна.

Вопрос о том, должна ли Украина быть социалистической, в любом случае останется в центре украинской политической мысли. Даже украинский политический национализм, сейчас в России безоговорочно представляющийся ультраправым в политическом спектре, родился в конце XIX века рядом с социалистическими идеями. Крайне сложно найти в истории украинского политического деятеля, который в большей или меньшей степени не был или по крайней мере не считал себя социалистом или социал-демократом. Почти нет украинских политиков, исповедующих классические правые политические ценности. Политический антиамериканизм как отрицание идеи свободного нерегулируемого рынка в Украине смотрится куда как органичнее, чем в России, — напротив, в среде украинцев, гораздо лучше, чем в российской, знакомых с реалиями Евросоюза, социалистические настроения Европы — это повод для солидарности; в России это совсем не так.

Украина в настоящее время — одно из беднейших стран Европы, входит в пятерку стран региона с наибольшим налоговым перераспределением ВВП; иными словами, формально Украина — столь же социалистическое государство, что и, например, Дания, но с на порядок меньшим национальным доходом на душу населения и с отсутствующими при такой налоговой нагрузке перспективами когда-либо даже приблизиться по этому показателю к соседней Польше. Тимошенко, на мой взгляд, добросовестно заблуждается, предлагая Украине строить невиданный ранее украинский народный социализм — но, во всяком случае, она единственная, кто предлагает что-то строить по новым планам — а не подкрасить УРСР голубым и желтым и жить как жили.

А строить необходимо, поскольку то, что являет собой Украина сейчас, — это не комфортный дом для проживания, а развалины давно неадекватной социально-общественной конструкции, УРСР 23 года спустя роспуска Советов и распада советской власти на уровне Союза. Дело не столько в экономике, хотя в первую очередь, конечно, в ней, — а в немыслимом даже по меркам Российской Федерации упрямстве, с которым многонациональный украинский народ отстаивает свое нежелание замечать: именно стремление «все оставить как было, лишь бы не было войны» и есть то, что привело к войне. Реализованная ирредента в Крыму выглядит при первом приближении как объяснимое бегство Севастополя (при поддержке и участии политического заговора в Симферополе) в Россию из бывшего СССР, а вовсе не в СССР. Весенние события в Донецке, Луганске, других южных и восточных регионах Украины имеют сходную природу, но в них важнее не столько пока еще не слишком сильное для истинного сепаратизма и ирредентизма, но уже вполне отчетливое нежелание в основном русских жителей регионов и следующие годы жить на руинах УРСР, сколько сам по себе распад советской-постсоветской украинской государственности в этой части страны. Там, где советская армия за 23 года после роспуска СССР превращена в совокупность охранников при складах подержанного военного имущества (что наблюдалось в Крыму), любая другая военная идея, хотя бы и идея захватить регион с населением в 2,4 миллиона человек силами 500 слабо вооруженных «вежливых людей», победит. Там, где советская милиция не имеет желания работать вообще никак, даже для проформы — миллионы жителей будут поставлены на уши не нашедшими себе места в России и на Украине амбициозными преступниками военно-романтического толка. Дело совсем не в телевизионной пропаганде РФ и не в неуклюжих попытках украинских строителей национального государства защитить украинский язык от конкуренции с русским, которую он отлично выдерживает несколько веков и, видимо, выдержит еще.

Нынешняя «Новороссия» — сейчас еще мираж, небольшое уплотнение реальности в пространстве идей. Но идея оставить все как есть в Украине, просто заменить негодного президента на годного, договориться с неприятным богатым соседом о поставке газа по какой-нибудь сходной цене и продолжить жить так, чтобы все, наконец, отвязались и не мешали смотреть мыльные оперы — привлекательна, однако, как показала практика, нереализуема. В Россию и Крым и (видимо) немалая часть Донецка, Луганска, Харькова, Одессы, Николаева, Херсона — да что там, и Днепропетровска, и Полтавы, и даже Львова, хотя и в минимальной степени — желает не потому, что желает обратно в СССР, а, напротив, потому, что гниющие обломки советской власти — это все более и более непригодные и все более бесперспективные места. Многих дезориентирует то, что «империей», «Советским Союзом» и «Сталиным» здесь именуют не расстрелы, не возвращение «пятого пункта» в паспорта, не дешевую водку и не новую войну в Афганистане, как можно было бы подумать, а совсем другие вещи: минимально адекватные развитию общества полицию, образование и здравоохранение. Ради этой адекватности люди готовы терпеть и расстрелы: увы, уверенные оценки в области социальной физики, позволяющие связать идеологию, экономический уклад и стрельбу за окнами, не являются сильной стороной советской цивилизации.

Приходится быть крайне пессимистичным в прогнозах: 2004 год для Украины был годом не меньшего социально-политического подъема, тогда ей почти не противостоял столь опасный оппонент, как нынешняя Россия, отрыв от Восточной Европы в уровне развития страны был не таким большим, как сейчас. Пустые десять лет, проведенные страной в сонном самодовольстве, должны считаться причиной очень печального настоящего Украины в большей степени, чем Владимир Путин. Нет, в сущности, никаких поводов думать, что 2014 год принесет стране что-то другое, кроме простой веры: чем дальше, тем больше людей на Украине будут осознавать, насколько нужно традиционно анархичной (что составляет Украине огромную привлекательность — естественно высокий уровень принятия анархических идей, как и в России, дает больший, чем в других обществах, запас социальной прочности), созерцательной и склонной к отвлеченному морализаторству стране заняться собой.

И изрядное облегчение видится в том, что на Украине, кажется, готовы слышать голоса, призывающие признать: нет никаких способов решения разрывающих страну на части проблем, кроме уничтожения их исходной причины: просоветского консерватизма, стремления сохранить УРСР и «все как прежде» любой ценой. Украине нужен именно содержательный, а не формальный антикоммунизм — альтернативой будут только красные флаги и герб СССР на майках 25-летних вооруженных «повстанцев» в Донецке и бесконечные похороны. И, что более важно, — уехавшие. Их всегда будет много больше, чем убитых.

А где же во всем этом Россия? Недалеко, и украинско-российский конфликт показал, как опасно, как мы страшно от всего этого недалеко.

Дмитрий Бутрин via InLibery