Как новая российская антарктическая станция до Арктики не доехала

Прочитал историю сегодня, плакал.

Есть у роисси антарктическая станция «Восток». Находится она в глубине материка. Станция эта старая, но очень для росиянцев престижная - там зафиксирована самая холодная температура на планете (на самом деле нет). Об этом климатическом факте пишется в любом учебнике с кириллицей внутри, потому обладание этой станцией, ввиду отсутствия у Кремля реальных рекордов, очень важно.

В рамках превзмогания, можем перепоказать и дать пасасат Западу, решили россияне эту станцию заменить целиком новой. Ибо престиж, не все ж пробирки с ссаниной в Сочах подменять.

В общем российскому олигарху Михельсону повесили соцнагрузку и за много миллиардов фублей он под Питером построил эту станцию. Напоминает она размерами и статью шагающий экскаватор. А для сборки ее необходимо 100 человек.

Проект дорогущий, как вы понимаете, но для престижа питуну ничего не жалко. Только перевозка и монтаж этой фигни должна была обойтись российскому бюджету в три с половиной миллиарда фублей. Сри в дырку Ванька, зато в Антарктиде станция будет.

Однако станция находилась под Питером, а "Восток" в где-то глубине Антарктиды. И потому станцию разобрали, запихали в стандартные морские контейнеры, а контейнеры погрузили на лихтеровоз с реактором на ядерных дровах.

Лихтеровоз этот называют «Севморпуть» и предназначен он для плавания среди льдов, для чего оснащен специальным корпусом, винтами, реактором ядерным и всей прочей лабудой. Кроме того для надежности лихтеровоз только только прошел ремонт. Короче это транспортный ледокол - самый крупный из ледоколов построенный во время самого вкусного пломбира.

Здесь началось самое веселое.

Где-то в районе Анголы у только что выплывшего из ремонтного дока лихтеровоза (рассчитанного на самостоятельное плавание в льдах до 1 метра толщиной) отломалась одна из лопастей гребного винта. Просто отвалилась нахер и утонула, печально сделав бульк.

Лихтеровоз встал, потому как дисбаланс и вибрация грозили разрушением самого винта из-за нерасчетного режима работы.

Каким образом корабль, рассчитанный на плавание в сложной ледовой обстановке находясь в открытом тропическом океане в сотнях километров от ближайшей суши, в двух тысячах метров от морского дна и десятках тысяч километров от ближайшей льдины умудрился сломать лопасть гребного винта - тайна великая есть. Хваленое советское качество, наверное. Или высокий российский хайтек, я хз.

Так как лихтеровоз на ядерных дровах самый большой и самый лихтеровоз, то те сто строителей, которые нужны чтобы собрать эту станцию плыли НА ОТДЕЛЬНОМ ЛЕДОКОЛЕ (с веселым названием "Копетан Драницын"). В этот раз дизельном. Так как скорости у ледоколов не совпадают, то плыли они отдельно. Как результат станция в разобранном виде болтается рядом с Анголой, а строители стоят под Антарктидой и курят бамбук.

Вообще обилие ледоколов показывает всю медийную суть этой операции. Что мешало прилететь команде самолетом и потом пересесть на Севморпуть отдельным судном? Что мешало их по частям привезти? Невозможность показать КАК ВАЖНЫ УНИКАЛЬНЫЕ РОССИЙСКИЕ ЛЕДОКОЛЫ. Анало, как говорится, говнет.

Идем далее.

Зайти в территориальные воды Анголы ледоколу нельзя. Так как дрова в нем ядерные. Во-первых все ядерные дрова в РФ секретные и очень секретные со штатным чекистом на борту. Во-вторых вера всего мира в надежность российских технологий очень велика, потому ну его нахер, сказали сами ангольцы. Вдруг из вашего ледокола в довершение к лопасти, обогатившей скудный ландшафт дна Атлантического океана, добавится еще и выпавший реактор?

Короче ремонт надо было проводить в открытом море или искать буксир, который дотянет секретные ядерные дрова до Питера.

Короче, по итогу, в режиме спасательной операции в лихтеровозному-ледоколу или ледокольному-лихтеровозу прибывает команда водолазов со всем оборудованием для ремонта винта.

В рамках ремонта винта, который затягивается на целый месяц(пока долетели, пока доплыли, пока спустились) водолазная команда не придумывает ничего лучше чем ОТПИЛИТЬ ЕЩЕ ОДНУ ЛОПАСТЬ. Смекалочка.

Вторая лопасть падает на дно Атлантического океана следом за первой и тут выясняется, что с такой ахуительной конструкцией винта (две лопасти вместо четырех, ага) лихтеровоз до Антарктиды в разумные сроки не доплывет. Никак.

Потому ядерный лихтеровоз вместе со станцией разворачивается и начинает пыхтеть к доку под Питером, откуда как раз после ремонта выплыл.

Строители, которые уже месяц сидят под Антарктидой на "Капитане Драницыне" тоже отправляются назад. Естественно на ледоколе. Через весь мир от одного полюса почти к другому. Через тропики. Нормас скатались. Нахер те самолеты.

Самое веселое в этой истории, что от места выгрузки контейнеров с разобранной станцией до собственно самой станции "Восток" 1400 километров.

ТЫСЯЧА ЧЕТЫРЕСТА КИЛОМЕТРОВ ЛЬДА И СНЕГА ПО КОТОРЫМ СОБИРАЮТСЯ ТАЩИТЬ КОНТЕЙНЕРЫ со станцией внутри. Мотосанями. По местности на которой дорог как вы понимаете нет(с другой стороны нет дорог - не и ям). 1400 км это Украина вдоль, если кто не в курсе.

Каким образом люди, у которых лопасти от ледоколов отваливаются, собираются перетащить по льду и снегу с трещинами сотни контейнеров на тысячу километров я хз. Но чую будет весело. Как всегда у россиян с трупами, подвигом и превзмоганием.

Тем более сборка станции должна была у них занять три года(условия на Востоке, как вы понимаете не очень).

На что не пойдешь, чтобы показать миру очередной аналоговнет с триколором.

На фото та самая станция. Можете себе представить сколько контейнеров она занимает, даже в разобранном состоянии.

Антон Швец @FB via TJ + Meduza

Эльфы, Орки и Гномы

[...] всё дело в том, что есть три вида людей. Три абсолютно разных расы.

Есть «эльфы». Они умные, честные, смелые, красивые и креативные. Они верят в свободу, добро и справедливость, ценят свою и чужую жизнь, и хотят, чтобы все вокруг были счастливы. Их любимое занятие — магия, с помощью которой они лечат людей, создают удивительные артефакты и произведения искусства.

Есть «орки». Они сильны и жестоки, но туповаты и не любят думать, предпочитая выполнять приказы, подчиняться и подчинять. Не умея ничего создавать сами, орки вынуждены кормиться тем, что отбирают или получают за свои услуги от других. Их стихия — война, и им, в общем-то, всё равно, с кем воевать.

И есть «гномы». Они работящие, прагматичные и немного пессимистичные. Некоторые считают их трусоватыми, но на самом деле гномы просто не любят высовывать нос из своих пещер и встревать в драки, которые считают чужими, предпочитая заниматься простыми полезными делами, потому что главное для них — это труд.

Когда орки захватили страну, эльфы не смогли смириться с несправедливостью, но насилие противно самой природе эльфов — они чувствуют, что, проливая чужую кровь, могут сами превратиться в орков, и лишь это по-настоящему их пугает.

Поэтому эльфы снимают ботинки, становясь на лавочку, рисуют плакаты, становятся вдоль дорог, взявшись за руки, берут в руки флаги, водят хороводы и поют вечерами душевные песни о свободе и счастье.

Надеясь пробудить в орках совесть и сострадание, когда-то эльфы дарили им цветы, но орки умеют испытывать и понимать лишь две эмоции — страх и злость. Принимая миролюбие эльфов за слабость, орки их презирают.

Пытаясь подчинить себе эльфов, орки унижают, бьют и запугивают их — отчасти получая от этого удовольствие, отчасти — из страха не выполнить приказ вожака, быть изгнанными из орочьей стаи и сдохнуть от голода.

Особенно сильно орков бесит то, что эльфов нельзя просто так взять и убить всех, или изгнать навсегда из страны, потому что без эльфов остановятся все волшебные машины и механизмы, некому будет лечить и кормить орков.

Кажется, что противостояние орков и эльфов — это тупик, потому что длится уже много дней, ситуация не меняется, и ни одна из сторон не может взять верх. Но это только кажется, потому что главное происходит вдали от посторонних глаз — в пещерах гномов.

Гномы так часто переживали трудные времена, что больше склонны думать о настоящем, а не о будущем, и о себе, а не о других, но понятия добра и зла им тоже не чужды. Им не хочется драться с орками, не хочется рисковать своей работой, не хочется лишних хлопот, но чем сильнее звереют орки и чем достойнее держатся эльфы, тем больше гномов выходит из своих пещер и становится плечом к плечу с эльфами.

Они выходят поодиночке или небольшими группами, но там, в глубоких пещерах, с каждым ударом орковской дубины, с каждым лживым словом, с каждой угрозой копится не ярость, нет. Угрюмое раздражение, которое уже готово выплеснуться наружу.

Никто не знает, когда именно это случится и сколько эльфов пострадает до тех пор, но когда это произойдёт, мы не услышим красивых напевов — только гул шагов от тысяч ног и лязгание металла, потому что у гномов нет красивых флажков и остроумных плакатов — зато есть молоты, топоры, ломы и огромные тяжёлые машины.

Красивые битвы добра со злом бывают только в фильмах, поэтому закончится всё быстро, буднично и даже как-то скучно: самых ретивых орков просто затопчут, те, чьи руки в крови, попытаются сбежать, остальные, даже не моргнув глазом, присягнут на верность новому вождю. А потом..

Потом будет трудное и, одновременно, радостное время. Время обновления и созидания, время скорби по погибшим и надежд на будущее. Но это уже совсем другая история.

Вадим Жартун via Twitter

Заблудились в трех нарративах.

Инфантильный социализм стал новой религией Большого Запада.

После падения Берлинской стены Френсис Фукуяма опубликовал статью, в которой утверждалось, что противостояние двух систем закончилось победой рынка и демократии.

Но первые тучи появились на горизонте очень быстро.

Сначала на Ближнем Востоке и в Африке, в странах, где еще недавно строили социализм, внезапно появились мощные исламистские движения; потом в Латинской Америке выборы — без всяких отныне субсидий со стороны СССР — стали выигрывать Уго Чавесы и Эво Моралесы; потом все страны СНГ, кроме стран Балтии и Украины, перестали быть демократиями. Но самая большая проблема началась тогда, когда левые начали доминировать в СМИ, в университетах и в избирательном поле Большого Запада.

Большой Запад уже сталкивался с этой проблемой в 1930-х гг., когда левые властители дум восхищались советским экспериментом.

Большой Запад также сталкивался с этой проблемой в 1968 г. во время студенческих бунтов, когда первое молодое поколение, выросшее после войны в обстановке невиданной дотоле свободы и благополучия, вдруг взбунтовалось против этой буржуазной свободы со словами, что эта свобода — на самом деле рабство. Что хотели бунтари, сформулировать сложно, потому что корни бунта лежали не в политике, а в физиологии.

Бунты 1960-х были типичным примером «молодежного пузыря» и бунта благополучных и сытых детей против отцов. Их главной чертой была инфантильность. Проще всего было бы сказать, что эти студенты бунтовали за право вечно оставаться детьми. Именно поколение бунтарей 1968 г. выросло, пришло в университеты и начало устанавливать там все более левую атмосферу.

Тем не менее до 1991 г. нерациональные левые нарративы наталкивались на простой вопрос выживания. Если бы в 1980-х Запад выполнял бы все требования борцов за мир, то СССР просто смел бы его с лица земли. Когда враг исчез, пошел процесс конвергенции.

С удивительной скоростью возникло и стало развиваться несколько новых нарративов на тему того, почему Большой Запад плох.

Нарратив о глобальном потеплении

Один нарратив гласил, что капиталисты в буквальном смысле губят земной шар. Если Маркс утверждал, что капиталисты отнимают прибавочную стоимость, то теперь новый нарратив гласил, что они производят СО2, и это убивает планету.

Смело вычеркнув из предварительного текста отчета IPCC за 1990 г. предложенный учеными тезис о том, что мы не знаем, от чего зависит климат, бюрократы вписали в этот отчет слова о  том, что климат зависит отныне от СО2, и провозгласили это истиной, относительно которой существует научный консенсус — не менее незыблемый, чем тот, который существовал в СССР по поводу научного коммунизма.

Ни один климатолог, который усомнился бы в консенсусе, не мог отныне рассчитывать на гранты и был обречен на травлю. Цели борцов с потеплением не скрывались. «Не важно, если наука глобального потепления — полная фальшивка, — сказала еще в 1998 г. Кристин Стеварт, канадский министр экологии, — перемена климата дает нам великую возможность принести справедливость и равенство в мир».

Антиколониальный нарратив

Другой нарратив был антиколониальный. По правде говоря, его придумал еще главный красный пропагандист Вилли Мюнценберг — организатор  первого антиколониального конгресса в Брюсселе в 1927 г. Согласно этому антиколониальному нарративу, ужасная западная цивилизация покорила и уничтожила прекрасные и самобытные цивилизации Ближнего Востока, Африки, Южной Америки и т.д.

«Белая раса — это рак человеческой истории, — писала в своем эссе Сьюзен Зонтаг. — Это белая раса, ее идеология, ее изобретения уничтожают автономные цивилизации, где бы она ни распространилась, именно белая раса перевернула экологический баланс планеты и сейчас угрожает самой жизни».

Слово «колониализм» относилось при этом только к белой расе. Если верить борцам с колониализмом, то ни одна предшествующая цивилизация завоеваниями не занималась.

Геноцид, устроенный во всех городах Древнего Востока от Трои до Хацора, — колониализмом не являлся. Превращение монголами в пустыню Афганистана и Ирака колониализмом не являлось.

Колониализмом считалось только распространение технологий и прогресса.

Никто из новых левых не задавал себе при этом простого вопроса. Ближний Восток в свое время был самой богатой, самой процветающей и самой культурной частью Римской империи. После арабского завоевания (не являвшегося, согласно левым, колонизацией) его экономика и экология рухнула, Ливия из житницы империи превратилась в пустыню, морские порты вроде Эфеса — в руины.

Что случилось с этой процветающей частью империи, почему она отстала от Европы? Как так получилось, что это Европа колонизировала Ближний Восток, а не наоборот?

Эти вопросы задавали себе восточные просветители. Этот вопрос задавал себе Ататюрк. Но для новых левых этого вопроса не существует. Всякий исторический лузер в их понимании был жертвой. Всякий победитель — преступником.

Феминистский нарратив

Еще один нарратив был феминистский. Он гласил, что белые мужчины-сексисты являются угнетателями женщин. Западная культура, как и культура всякого дотехнологического общества, и в самом деле была патриархальной. Однако даже в самые мрачные времена Средневековья Запад исповедовал моногамию, а его элита имела культ Прекрасной Дамы. Даже тогда положение женщины на Западе близко не походило на положение женщины в мусульманских странах, с их тотальной властью самца над женой и законами шариата, юридически приравнивающими женщину к половине мужчины. В конце концов, на Западе никогда не было ни полигамии, ни женского обрезания.  

Однако когда речь заходила о правах женщины в исламе, страстные приверженцы феминизма умолкали.

Говорить о правах женщины в исламе в этой среде считалось дурным тоном, исламофобией и пережитками колониализма.

Нарратив против рабства

Это, казалось бы, было совершенно в славных традициях Просвещения. Ведь практически все культуры, известные человечеству, имели рабов, и только Большой Запад отказался от рабства. Как заметила в свое время Айян Хирси Али, США — это единственная страна на земле, которая воевала за то, чтобы запретить рабство. Рабство в Великобритании было запрещено в 1833 г. Так что можно было предположить, что наши новые борцы с расизмом идут по стопам Уильяма Уилберфорса и Авраама Линкольна.

Увы, этот новый нарратив сильно отличался от нарратива аболиционистов. Согласно ему, любой белый, даже если он отказался от рабства и даже если он воевал за то, чтобы его отменить, — был расистом.

Расизм белых был неизбывен как первородный грех. Белые были пожизненно виноваты в своем расизме, как евреи были виноваты в том, что они распяли Христа. Бог Библии карал провинившихся до четвертого колена, но авторы этого нарратива карали белых до тысячного колена.

Каждый белый был системным расистом и носителем белой привилегии. «Тот белый, который отрицал, что он расист, просто находился в состоянии отрицания», — объясняла в своей «Белой хрупкости» проф. ДиАнджело.

Этот нарратив был абсурден. В конце концов, в США проживает около 4,2 млн чернокожих иммигрантов, которые в настоящий момент составляют около 9% ее чернокожего населения. К примеру, самой успешной этнической группой из проживающих в США сейчас являются нигерийцы. 4% нигерийцев имеют Ph.D по сравнению с 1% в среднем по США, и средний доход нигерийской семьи составляет 62,3 тыс. долл. в год (средний по США — 57,6 тыс.)

Не совсем понятно, зачем чернокожие нигерийцы переезжают в страну массового расизма, и тем более непонятно, как именно они умудряются добиваться в ней неслыханного успеха. Вместе с тем мы не знаем случаев массовой миграции черного населения из непоправимо расистских США в лишенную белых расистов ЮАР, Нигерию или Зимбабве.

Однако этот абсурдный нарратив помогал левым создать новую картину западной цивилизации — расистской, сексистской, разрушающей природу и уничтожающей остальные, гораздо более достойные культуры. Абсурдность этих нарративов меркла перед их целесообразностью.

...и Антисемитский нарратив

И, конечно, отдельное место в этом нарративе занимал антисемитизм и резкое неприятие Израиля. Согласно этому нарративу, средневековые террористы, мечтавшие уничтожить всех евреев на территории Израиля, были жертвой израильского агрессора. А нежелание евреев соглашаться с тем, чтобы их уничтожили, было кровавой агрессией и неспособностью к компромиссам.

Главным двигателем этого нарратива был большой корпус людей «доброй воли», которые собирали деньги для палестинцев. Ведь если вы собираете деньги, вы же не можете себе признаться, что собираете их для тоталитарной секты! Вы же должны объяснять всем и себе, что вы собираете их для жертв. А для Израиля — с его технологиями, медициной и демократией — деньги было собирать не надо.

И вот теперь эти движения достигли пика.

Конечно, соблазнительно списать все происходящее в США на близящиеся выборы, однако, увы, речь идет о куда более системном повороте. А именно — о левой революции и начале строительства системы инфантильного социализма. Это — новый тоталитаризм под маской гуманности. Это такая борьба за права бедных и лузеров, что ни одного богатого и успешного не останется.

Что нужно для такой революции?

Инфантильная элита

Прежде всего — элита, которая считает себя обделенной. Без поддержки элиты не бывает ни одной революции. Без поддержки элиты бывают только бунты.

Представителей такой элиты в США сейчас достаточно. Это и левая профессура, и левое крыло Демпартии, и большинство СМИ, и, конечно, миллениалы.

Миллениалы Большого Запада — это очень интересный феномен.

С одной стороны, эти люди живут в самом свободном и процветающем обществе в истории человечества. Для них с детства открыты возможности, о которых еще 30 лет назад можно было только мечтать. Мы знаем людей, которые становятся миллионерами в 20 лет; в 15 лет; мои знакомые регулярно с гордостью сообщают, что их сын, окончив университет, «получает для начала 200 тыс. долл. в год».

Но, удивительное дело, далеко не все используют эти возможности. Ровно наоборот. В этом невероятном, процветающем, открытом для всех обществе средняя  зарплата миллениала на 20% ниже аналогичной зарплаты бебибумера в том же возрасте.

Миллениал позднее женится, позднее заводит детей, позднее обзаводится недвижимостью. 58% миллениалов США имеют сбережений меньше 5 тыс. долл., 53% миллениалов в возрасте от 21 до 37 лет получают часть денег от родителей. 37% из них получают такие деньги ежемесячно.

Объем долгов миллениалов очень велик.  81% молодых семей имеют совокупный долг в 2 трлн долл. Из них 1,5 трлн долл. приходится на долги за образование, причем значительная часть этих трат на образование не окупится никогда.

В переводе это означает, что на рынке американского образования надулся огромный и ничем не обеспеченный пузырь. 1,5 трлн долл. — это больше, чем пузырь на рынке субстандартной ипотеки.

Если человек стал специалистом в области гендерных исследований, это значит, что для его специальности нет рынка. И даже если он с дипломом инженера, это еще не значит, что его диплом обеспечен. Американская корпорация предпочтет нанять индуса или нигерийца, который будет стоить в два раза меньше, а работать будет в три раза больше.

В какой-то мере все происходящее в США можно описать как попытку придать этому бесполезному образованию обеспечение.

Специалисты по гендерным, расовым и пр. исследованиям объясняют корпорациям, что им необходимо иметь курсы по «белой хрупкости» и консультантов по diversity — ну как в СССР каждый завод имел при себе партком.

Я уже цитировала проф. ДиАнджело, которая утверждает, что каждый белый американец является расистом. Но г-жа ДиАнджело не просто теоретик. Ее книга выросла из практики ее семинаров, на которых проф. ДиАнджело учила белых осознавать свой расизм.

Если белые возражали, то они, по словам профессора, занимались буллингом, «целью которого было затемнить расизм, защитить белое превосходство и вернуть белое равновесие». Если они во всем раскаивались и плакали, признавая перед окружающими глубину своего греха, это был тоже расизм: белый не имеет права плакать в присутствии чернокожих, каясь в своем расизме, потому что тогда все внимание обращено на него, а не на черного.

Это — не язык науки. Это язык деструктивного культа, члены которого все глубже погружаются в ощущение собственного греха и ничтожества и все более психологически зависимы от учителя и устраиваемых им сессий унижения.

Это язык партийных чисток и публичных сеансов самобичевания в маоистском Китае.

Но прежде всего — это монетизация навыков люмпен-интеллектуалов, получивших образование красных комиссаров. Комиссаров по разнобразию, гендеру и расе. Скоро ни одна американская компания, от голливудских студий до скромной студии йоги, не сможет обойтись без услуг этих ценных специалистов — как Красная армия не могла воевать без политработников. Аболяционисты хотели отменить расу. Этот новый вид борцов против расизма хочет сделать расу вечной.

Иначе говоря, западный миллениал и левак — прежде всего, инфантилен. Фантастические возможности нового мира обернулись тем же, чем для богатого и избалованного ребенка — непрестанные уступки родителей.

Он выбирает профессии, для которых нет рынка. Вместо того чтобы сидеть на работе, он сидит в Инстаграме. Он порхает с цветка на цветок и тренирует свой дзен, и когда он задумывается о причинах своих неудач, то он, как и любой инфантильный человек, немедленно обнаруживает, что в них виноваты все остальные: капиталисты, загрязнители природы, Уолл-стрит и мир чистогана.

Что скажет стрекоза, которая пропела все лето? Конечно, она захочет национализировать муравья!

И если чернокожий полицейский попытается возразить этим белым комиссарам, то они научат его, как себя вести.

Новояз

Второе, что нужно для успешной революции, —  это новояз. И новая картина мира. 

Представьте себе: вы мирный ремесленник где-нибудь в городе Эфесе, носите венок богине Афродите, делаете статуи — и вдруг к вам приходит человек и говорит, что все это грех, а вот сейчас придет Христос и посадит тебя на золотой трон и даст вечную жизнь. И вы бросаете свой резец, отдаете этому проповеднику все свои деньги и ждете золотого трона.

Или  вы, как мой прадед, пришли из родных латгальских болот в город Питер, работаете на заводе, копите на дом, на свадьбу. И вдруг к вам приходит агитатор и сообщает, что человек, который дал вам работу, на самом деле крадет вашу прибавочную стоимость.

Вы жертва, а не рабочий. И ваша картина мира меняется на сто восемьдесят градусов.

Точно так же и с нынешним воук-социализмом.

Обитатель современного Запада может по неведению счесть, что он живет в лучшей эпохе и в лучшем обществе, которое когда-либо существовало у человечества.

Он живет в мире, где средняя продолжительность жизни составляет 80–84 года, а не 30 лет, как в Средневековье. Он живет в мире, где время путешествия от Европы до США составляет 6–8 часов, а не два с половиной месяца, как во времена Колумба. Он живет в мире, где больное сердце является не смертным приговором, а показанием к операции; в мире, где нет ни чумы, ни оспы, и где СОVID привел в США к выплатам всем неработающим по 600 долларов в неделю.

Война и ее спутники — геноцид и рабство — были уделом человечества с древнейших времен (cм. Lawrence H. Keely. War Before Civiliziation).

Уровень убийств даже среди современных архаических племен, считающихся мирными (например, бушменов Калахари), в 20–80 раз превышает уровень убийств в цивилизованной Европе 1960-х годов.

Хуже войны и чумы был только голод. Голод был эндемическим для человечества в любую эпоху и в любом, даже развитом обществе. С 1692 по 1694 год голод во Франции убил 2,8 млн человек, или 15% населения.

Дели и Центральная Индия были поражены голодом в 1812-м и 1824-м. Северо-западные провинции — в 1832–1834-х. С голодом в Индии не могло покончить ничто, включая рынок, потому что даже самый расторопный торговец на волах не мог доставить по индийскому бездорожью больше провианта, чем требовалось самим волам на то, чтобы пройти больше сотни миль. С голодом покончили только железные дороги, позволившие английским властям в случае засухи подвозить десятки тысяч тонн зерна.

Всего этого на Большом Западе больше нет. Главной его проблемой, как заметил в своей недавней книге Ноэль Ювал Харари, является не голод, а ожирение. Никакие гунны не разграбят McDonalds. Это произошло благодаря прогрессу, науке, индивидуализму, демократии и ответственности. Дамоклов меч, который висел над человечеством, исчез. Вместо него есть самолеты и космические корабли, интернет, стенты и инсулин, супермаркеты и социальные пособия, горные лыжи и компьютеры, роботы и небоскребы, акваланг и «Игра Престолов».

Но нет! Оказывается, вся эта цивилизация является Грехом. Из-за нее вот-вот случится Конец Света. Промышленники вовсе не создают новые вещи, которыми все пользуются, — они загрязняют атмосферу.

Запад везде уничтожал более совершенные культуры. Куда там ацтекам с их человеческими жертвоприношениями, маори с их людоедством;

Запад — вот самая ужасная цивилизация. Он даже не открыл Америки!

«Африканцы, — сообщала нам молодая Николь Ханна-Джонс, — были в Америке задолго до Колумба... Разница в том, что африканцы имели порядочность и уважение к человеческой жизни, чтобы учиться у коренных американцев и торговать с ними технологиями. Пирамиды ацтеков и великие каменные головы ольмеков являются постоянными памятниками дружбы этих двух народов».

Прогресс вовсе не освободил женщину — напротив, все женщины страдают от патриархальных белых самцов. И, конечно, белые американцы вовсе не воевали за отмену рабства. Они виноваты в «белой привилегии» и «институциональном расизме». «Белые люди по натуре рождаются дьяволами». «Белая раса является крупнейшим убийцей, насильником, грабителем и вором современного мира».

Мы можем только представить себе, как будут выглядеть школьные учебники в этой будущей утопии, в которой африканцы будут открывать Америку раньше Колумба и делиться с ольмеками своими высокими технологиями, и куда денется в этом прекрасном новом мире отвратительный пережиток расизма под названием «свобода слова».

Если вы спросите, что такое «белая привилегия» в переводе с новояза, то ответ прост. Это вся западная цивилизация. С ее Шекспирами и Ньютонами, с ее космическими кораблями и интернетом и Декларацией независимости.

Я расскажу вам историю.

История Элизабет Фримен

Это история Элизабет Фримен, женщины, которая была рождена рабыней в Массачусетсе в 1742-м. Она принадлежала семье Эшли. Обращались с ней хозяева отвратительно. Однажды миссис Эшли напала на ее дочь с раскаленным совком. Элизабет встала между хозяйкой и дочерью, и у нее на всю жизнь остался глубокий шрам.

Когда началась революция и была принята Декларация независимости, Элизабет было 34 года. Элизабет не умела читать, но она слышала, что в Декларации есть строки о том, что люди «равны, свободны и независимы друг от друга и имеют право наслаждаться без препятствий своими жизнями, свободой и собственностью».

Элизабет ушла из дома Эшли и обратилась за помощью к Томасу Седжвику, другу Джона Адамса. Когда Эшли потребовали вернуть свою собственность, Седжвик и Элизабет Фримен заявили в суде, что, согласно Декларации независимости, владеть человеком — неконституционно.

И они выиграли суд. И этот суд потом послужил основанием для того, что Массачусетс, а за ним и остальные северные штаты запретили рабство. Элизабет стала свободной женщиной. Она стала успешной и очень востребованной сиделкой. Она дожила до 83 лет, окруженная правнуками и праправнуками, одним из которых был У.Э.Б. Дюбуа.

Перенесемся теперь в Саудовскую Аравию, страну, которая отсутствует на радаре инфантильных социалистов.

Рабство в Саудовской Аравии было формально отменено в 1962 г., но оно продолжается, по очень уважительной причине: а именно, шариат разрешает рабство. Саудовские дипломаты даже иногда привозят с собой рабынь в Лондон.

Я употребляю в данном случае слово «рабыня» не как метафору.

Я имею в виду случай рабыни Менде Назер, уроженки Судана, на деревню которой в 1994 г. совершили набег арабские работорговцы. Взрослых они убили, а детей продали в рабство. Менде Назер не была исключением. С 1983 по 2005 г. в Судане были захвачены в рабство до 200 тысяч рабов. Большую часть их составляли народы динка, нуэр и нуба. Они были захвачены в рабство арабами в ходе официально объявленного джихада.

Джихад был так успешен, и рабов было так много, что их цена упала до 50 долларов за раба.

Арабы занимаются работорговлей отнюдь не с ХХ века. Дело в том, что законы шариата разрешают обращать в рабство только в ходе войны, и только язычника. Не десятки и сотни тысяч, а миллионы рабов были украдены со всех побережий Африки, их села были сожжены, их родители были убиты.

Масштабы набегов были таковы, что пустели целые побережья. Исламские страны были самыми крупными потребителями  африканских рабов в истории, и это продолжалось 13 столетий. Это продолжалось в XXI веке.

Мы могли бы ожидать, что наши бдительные воук-комиссары, способные выявить расизм даже на кроссовках Nike, будут бороться, хотя бы чуть-чуть, и против современного рабства. Что они осудят законы шариата, согласно которым миллионы африканцев в течение тысячи с лишним лет были рабами в странах Магриба.

Однако я не вижу протестов против современной работорговли в Африке и на Ближнем Востоке. Я вижу только протесты против капитализма в США. Я вижу протесты против «белой привилегии». Из этого я делаю вывод, что «белая привилегия» — это не миссис Эшли, которая бьет Элизабет Фримен раскаленным совком. Это Томас Седжвик.

Музей афроамериканской истории в Вашингтоне недавно выпустил методичку, описывающую «белые» черты характера.  Среди этих черт значатся, в числе прочего, индивидуализм, рациональное мышление, способность к выяснению причинно-следственных связей, умение планировать будущее и откладывать удовлетворение сиюминутных желаний ради реализации долгосрочных целей.

Правда, господа? Вы действительно собираетесь отменить индивидуализм и научный метод? Что это за странный расизм наоборот, который отказывает остальным расам в умении планировать будущее и способности брать на себя ответственность за неудачи и успехи?

Несложно заметить, что методичка наших борцов с расизмом перечисляет не черты «белого», а черты взрослого. С точки зрения этой методички нигерийская американка, которая с 11 лет занималась биомедициной, — «белая», а оболтус-WASP, который в тридцать лет живет на деньги родителей, — «черный».

«Белая привилегия» и правда существовала. Это была большая привилегия в XIX в. — быть белым и мужчиной где-нибудь в США, а не женщиной где-нибудь в турецком гареме.

Точно так же, как сейчас привилегия — это быть американцем. Но привилегии не отменяют — их распространяют. Великая Хартия вольностей была привилегией для баронов. Ее не отменили. Ее распространили на остальное население. Если бы ее отменили, из Англии получился бы Китай.

Индивидуализм, рациональное мышление и независимость действительно были привилегией белого мужчины в XIX в. Но женщины получили права не за счет того, что они отменили  индивидуализм и независимость мужчин. А за счет того, что они сами стали независимыми.

Как заметил в своей Discrimination and Disparities блистательный экономист и мыслитель Томас Соуэлл (кстати, чернокожий) — ни в одном из  когда-либо существовавших человеческих обществ, в том числе и в нынешних США, индивидуальные экономические бенефиты не распределялись в точном соответствии с индивидуальными достоинствами. Проблема в том, что минусы этого несправедливого общества гораздо меньше, чем минусы той утопии, которую инфантильные социалисты обещают построить.

Можете нам, русским, поверить в этом вопросе. Мы эксперты. Мы в этой утопии жили.

Активисты

Третье, что нужно для успеха революции, — это нетерпимые активисты, способные навязывать обществу программы, абсурдные с точки зрения здравого смысла, но укрепляющие статус активистов.

Люди редко объединяются вокруг разумных вещей. Люди гораздо чаще объединяются вокруг деструктивных мемов. Скажите «небо голубое» — и вы не построите вокруг себя секту своих последователей. Но скажите: «небо желтое, а все, кто говорит иначе, — расисты», — и у вас отличные шансы.

Типичным примером такого деструктивного мема является требование defund the police («лишить полицию средств») и cancel the police («распустить полицию»); или внесенный в Конгресс BREATH Act, который требует, в числе прочего, закрытия всех федеральных тюрем и выплаты репараций наркоманам и проституткам.

С точки зрения здравого смысла, это требование абсурдно. Если в черных кварталах внутренних городов, где до 25% молодежи имеет криминальный опыт, убрать полицию, то власть в этих кварталах будет принадлежать бандам. Это точно не улучшит положения людей. Если полиция плоха (как, например, в России), то ее надо не отменять, а реформировать. Полиция в Грузии была ужасная, но Саакашвили не отменил ее, а реформировал. Если бы он ее отменил, то Грузией правили бы воры.

Однако требование отмены полиции и не апеллирует к здравому смыслу. Оно апеллирует к инфантильной психике — психике человека, который никогда не берет на себя ответственности за свои поступки и всегда возлагает ее на других. С точки зрения этого требования в том, что Майкл ограбил ларек, виноваты все — среда, общество, учителя и копы, которые его задержали. Не виноват только один человек — Майкл. Он — жертва. Копы — преступники.

Кроме того, это требование позволяет организации, которая его выдвинула, закрепить свое лидирующее положение.

Тремя важными особенностями современной чернокожей общины в США является высокая доля (75%) детей, растущих без отцов (в 1965 г., до появления системы велфера, эта доля была 25%), высокая доля (41%) людей, сидящих на велфере, и низкая доля (18% восьмиклассников) людей, которые умеют свободно читать, вызванная особой культурой внутренних городов, где ученики в школах зачастую не только отказываются учиться «белым наукам», но и запрещают учиться тем, кто хочет это делать.

Нетрудно заметить, что если черные кварталы будут контролироваться бандами, то все эти особенности будут только усиливаться. Карьерные возможности чернокожих будут уменьшаться, расовое неравенство — усиливаться. Отношения между социальными группами, обученными «белым наукам», с одной стороны, и социальной группой, управляемой бандами, с другой, станут аналогичны отношениям между евреями и палестинцами, а BLM займет при этом то же место, что и ХАМАС, — то есть место организации, которая ставит себе заведомо невыполнимые цели, чтобы низвести контролируемое ею общество в состояние нищеты и тоталитарного консенсуса.

В этом перевернутом мире те, кто совершил преступление, — жертвы. Все, кто им пытается помешать, — преступники.

Эта позиция настолько безумна, что, перефразируя Томаса Соуелла, — надо быть интеллектуалом, чтобы в нее поверить.

В нее и не верят.

Несмотря на усиленную пропаганду, за дефинансирование полиции выступают только 29%. 70% американцев не считают, что BLM улучшило расовые отношения.

Две трети англичан поддерживают британского премьера Джонсона, который отказался вставать на колени.

Но голоса тех, кто против этой новой ортодоксии, — не слышны. Согласно новой тоталитарной политкорректности, сменившей устаревшую «расистскую» концепцию свободы слова, свобода слова распространяется только на тех, кто проповедует догму, а догма эта, как и всякая ортодоксия, колеблется вместе с линией партии. То, что вчера еще было мейстримом, сегодня оказывается ужасной ересью.

Колин Каперник бдительно усмотрел расизм во флаге Бетси Росс на кроссовках Nike. Судя по опросам, с ним согласны аж 3% населения. Но бдительного доноса Каперника хватило для того, чтобы Nike отозвала продукт, и мы немедленно услышали по MSNBС от проф. Дайсона, что флаг, под котором американцы воевали за свою независимость, — это аналог нацистской свастики и пылающих крестов Ку-клукс-клана.

71% респондентов выбирают лозунг «Все жизни значат» как отражающий их взгляды, и только 29% выбирают «Черные жизни значат». Несмотря на это, футболки с надписью «Все жизни значат» были сняты Wallmart с продажи под давлением новых хунвейбинов.

Все эти активисты находятся в абсолютном меньшинстве, точно так же, как исламисты находились в абсолютном меньшинстве в Сирии даже в районах, захваченных ИГИЛ (признана террористической организацией). Но это меньшинство было готово отстаивать свои взгляды, и очень быстро оказалось, что если женщина не закрыла лицо, то ее убьют. И все стали закрывать лица.

В благополучной Америке физического насилия не надо. Достаточно пригрозить кошельку. Фетва, вынесенная прогрессивными муллами, легко может стоить работы.

Свобода слова, зафиксированная Первой поправкой, превратилась в дым. 62% американцев боятся открыто выражать свои политические убеждения. 49% из них — афроамериканцы.

Кампания «лишить полицию средств в возмездие за смерть Джорджа Флойда» является классическим примером того, что можно назвать тоталитарным гуманизмом. В России совсем недавно была очень похожая кампания: я имею в виду кампанию за запрет усыновления российских детей американцами из-за смерти Димы Яковлева и «закон подлецов».

Кампания эта тоже строилась на совершенно реальном факте: на смерти маленького невинного ребенка, которого его приемный отец оставил задыхаться на заднем сиденье автомобиля. Этот факт был правдой, но сама кампания была чудовищной ложью. Она была ложью потому, что случай Димы Яковлева не был типичным. Нет, американцы не убивают регулярно усыновленных ими детей. Ровно наоборот, они обеспечивают им воспитание, образование и любовь, которую те никогда не получили бы в России. «Закон подлецов» не был законом, который спасал детей. Он был законом, который их убивал.

Кроме того, эта кампания была ложью, потому что ее устроители преследовали вовсе не те цели, которые были ими обозначены. До детей им не было дела вообще. Они хотели отомстить за «список Магнитского».

Точно так же обстоит дело и с требованиями BLM — организации, чьи основатели прямо называют себя «марксистскими организаторами» и прямо указывают на своих сайтах в качестве целей отмену капитализма и отмену нуклеарной семьи.

Нет, смерть Джорджа Флойда не является типичным явлением. Шанс быть убитым при задержании у черного преступника почти вдвое меньше, чем у белого преступника. Этот шанс постоянно падает (на 26,6% за последние шесть лет). А вот шанс у полицейского быть застреленным чернокожим преступником во время президентства Трампа по сравнению со вторым сроком Обамы, наоборот, увеличился на 18%.

Но, как и все остальные приведенные нами примеры, этот лозунг апеллирует не к логике, а к инфантильным чертам характера, не к взрослому, а к ребенку.

Человека убили! Ну-ка! Кто посмеет возразить — тот расист!

Все эти активисты и организации действуют по алгоритму, оказавшемуся успешным для палестинских террористов. Все они — агрессоры, изображающие из себя жертв. Все они выдвигают безумные и анекдотические обвинения, которые имеют целью расколоть общество, и все они, когда им возражают, обвиняют противников в желании раскола.

Все они позиционируют себя как бесстрашных протестующих против основ, но, что интересно, их реальный статус гораздо ближе к статусу штурмовиков или хунвейбинов.

Протесты и погромы в поддержку BLM по какой-то счастливой случайности проходили ровно в тех городах, где левые мэры защищают погромщиков. Левая пресса пишет о них как о героях. Мы услышали про погромы, что их, во-первых, нет, во-вторых, что их устраивают белые супрематисты, которые хотят дискредитировать протест, и, в-третьих, что это  оправданный ответ на насилие федералов. Такое впечатление, что журналисты левых американских СМИ стажировались в российском МИДе.

Знаете ли вы, как AP недавно описало поджог демонстрантами суда и нападение на полицейский участок? Peaceful demonstration intensified. «Мирная демонстрация  интенсифицировалась». Мединский с его «инкорпорацией Литвы, Латвии и Эстонии» нервно курит в сторонке.

Важной чертой инфантильных социалистов является то, что они всегда все требуют только от других. Виноваты всегда — другие. Другие — расисты, загрязнители и патриархальные белые самцы. Они должны выплатить репарации.

Прекрасный Новый мир воук-социализма должен быть построен за чужой счет.

Евреи были самым угнетаемым народом в Европе. Их винили в чуме и оспе. Гитлер сжег 6 миллионов евреев в печах. Однако евреи после Второй мировой войны не потребовали отмены полиции. Они просто попросили, чтобы у них была собственная территория, где они сами смогут построить, что захотят.

Казалось бы, инфантильные социалисты могли бы потребовать того же самого: собственной территории, где они бы могли реализовать все свои идеи об отмене грязной энергетики, полиции и расизма. Тем более что множество американских городов и штатов находятся в руках их единомышленников. Вместо этого их требования всегда тотальны.

Мир платит за инфантилизм Запада огромную цену. Турция, еще недавно уверенно шедшая по пути секуляризации, превращается обратно в Османскую империю. В Ираке, Иране, Афганистане, Сирии — везде, где девочки в 60-е годы ходили в коротких платьицах, теперь ходят в хиджабах. А почему же нет? Если инфантильные социалисты сами рассказывают, какое тяжелое историческое увечье Запад причинил Ближнему Востоку своим ужасным прогрессом и правами человека, то почему же исламским фанатикам всех мастей с этим не согласиться?

В Египте 97% женщин прошли через женское обрезание, и инфантильным феминисткам до этого дела нет. Это ж не белый самец, который потрогал девушку за коленку и этим сломал ей жизнь!

Бороться против белого самца легко и безопасно.

До бревен в чужом глазу нет никому дела — все лучшие силы передового человечества заняты борьбой с соломинкой в своем собственном.

История повторяется.

Коммунисты, захватившие власть в России, проиграли в холодной войне. Но у них появился новый шанс — на богатом и инфантильном Западе. Этот новый тоталитаризм не стремится полностью уничтожить капитализм, потому что он научен горьким историческим опытом и знает, что если рынок не будет производить, то ему нечего будет перераспределять.

Но он стремится взять с рынка десятину. Он стремится стать новой правящей партией или церковью. Комиссары этой церкви будут при каждой корпорации. Шаг вправо (но не влево) будет означать разорение. Гигантские гетто, созданные велфером (распределять который, разумеется, будет Новая Коммунистическая Церковь и банды), будут вечным источником социального напряжения, смиряемого все новыми и новыми подачками.

Гигантский пузырь бесполезных умений, приобретенных серийными жертвами системы в левых университетах, наконец, наполнится вполне реальным денежным содержанием.

А демократия? А, ну это просто. Демократия — в смысле выборы (не в смысле право человека на свое мнение) — останется. В Иране же демократия.

И никакого шанса избраться у еретика.

Юлия Латынина @ Новая Газета

Особенности национального пиратства

В те древние времена, когда компьютеры еще назывались машинами и носили русские имена  (аббревиатуры),  работал я в лаборатории программирования одного солидного НИИ. 

Была у нас машина СМ4 (Система Мини, кстати, неплохо функционировавшая)- аналог (так смущенно обозначалось то, что в наши откровенные времена называется пиратской копией) американской машины PDP, производства ныне давно разорившейся фирмы DEC.

Соседняя, экспериментальная, лаборатория получила то, что сейчас называется лицензионной копией – настоящую американскую машину PDP.

Попросили они меня разобраться в некоторых тонкостях работы. Документация была, естественно, на английском языке, что не являлось большим препятствием. Для чтения технических текстов моего языка хватало. По просьбе коллег я перевел достаточно объемные разделы официально, с оплатой через отдел технической информации.

В одном месте, слегка засомневавшись в правильности своего перевода, решил заглянуть в документацию русского аналога, надеясь найти что-то похожее.

  Открыл одну из книг и оторопел. Это был дословный перевод американского текста. На титульном листе красовалась, как и положено, иерархия подписей сотрудников НИИ, якобы все это разработавших. Был тут и главный конструктор, и начальник отдела программирования, и программисты. Все как у взрослых.  И что же все эти люди делали?

Перевод, надо сказать, содержал несколько (а читал я, естественно, не все) грубейших ошибок. Видимо, переводчик недостаточно разбирался в тонкостях программирования, хотя и полным профаном его не назовешь.

Именно наличие подобных ошибок не позволило мне схалтурить и просто перепечатать заказанные мне для перевода куски.

Марк Дубинский via anekdot.ru

Социолог Дмитрий Рогозин: «Государство все делает для того, чтобы поддерживать человеческое отчаяние»

– Слово «коррупция» – одно из самых употребительных в современном политическом языке. За последние 20 лет сложилось довольно внятное представление, что коррупция – один из важнейших атрибутов «системы РФ». Вы несколько лет назад участвовали в масштабном исследовании по коррупции в России. Не расследовании – которых тысячи появилось за последнее время, – а именно в исследовании. Где вы не с отчетами и выписками работали, а говорили с людьми, собирали социологическую картину коррупционной реальности. Собственно, что такое коррупция в России? Что вообще значит это слово и как это все работает?

Среди исследователей есть два совершенно разных понимания коррупции. Своего рода методологический спор. Сторонники классического понимания этого термина утверждают, что коррупция – это «передача денежных средств в обмен на те или иные услуги должностного лица, в обход прописанных процедур». То есть буквально взяткодательство. Это классическое, узкое понимание коррупции. Которое мало что дает для понимания социальной реальности.

Но есть широкое понимание коррупции, которое берет за основу изначальную суть этого слова – corrumpere, то есть разрушение, порча. Коррупция в этом понимании – это разрушение формальных и открытых процедур, которые доступны для всех, за счет появления и конструирования некоторых схем, которые позволяют получать те или иные преференции отдельным лицам. Взяткодательство в этом значении – только один из вариантов коррупции. Обмены в коррупционных связях часто завязаны на деньги, но это не единственный мотив. Сам факт передачи денег не играет определяющей роли. Коррупция определяется не передачей денег, она определяется подменой формальных и открытых процедур неформальными и закрытыми. А мотивом для коррупции может быть что угодно. Более того совсем не обязательно, что тут должна быть какая-то корысть. Коррупция может осуществляться и из самых благородных и бескорыстных мотивов. Во второй формуле коррупционерами могут оказаться и социальные активисты, и благотворительные организации, и правозащитники.

И тут очень важно понимать базовую логику коррупции – она паразитирует на открытых и формальных процедурах.

Коррупционер не видит себя в зеркале

- Простите, но тут напрашивается сравнение с вирусом. Который паразитирует за счет клеток организма и только так живет, в идеале даже не вызывая серьезной болезни. Но при определенных обстоятельствах может и убить… Но если вернуться к вашему определению коррупции и перестать жестко привязывать ее к взяткам, то можно ли выделить какие-то ее признаки как социального феномена?

Коррупционеры это, если говорить простым языком, – те, кто решают вопросы. Есть проблема, которую создает та или иная формальная процедура и есть человек (чаще всего, чиновник), который за счет своего положения или связей может решить эту проблему. Отсюда и первый признак.

Коррупция – это воля, желание и возможность решать вопросы. В отдельных случаях, которых становится все больше – необходимость. То есть принципиально важно наличие самой возможности обойти или упростить формальные процедуры и воля это делать. Важнейшая метка коррупции – это тот или иной вид фразы: «Я могу решить ваш вопрос».

Второй признак: все важные дела делаются в кулуарах, в тени, полушепотом. Гласность для коррупции – убийственна. Реальность делится на то, что может быть публичным, и на то, что не может быть публичным. При этом все публичное – это симуляция реальности, внешняя оболочка. Все по-настоящему реальное делается именно полушепотом, между своими, не под запись. В этом смысле если кто-то в интервью вам говорит «это не под запись», то это уже признак коррупции.

Третий признак. Коррупционер не видит себя в зеркале. Рефлексия на тему коррупции убийственна для коррупции. Коррупционер воспринимает свои действия не как коррупцию, а как «решение вопросов». Естественную деятельность в тех условиях, в которых он находится. При этом сам факт существования коррупции никто не отрицает. Другие, да, они коррупционеры. Но сам он – нет.

Четвертый признак. Шизофреническая позиция паразита. Так как коррупционер живет за счет формального, то все его теневые схемы требуют публичной поддержки всего формального и открытого.

– В каком-то ⁠из своих выступлений ⁠вы говорили про формулу свой\чужой, которая ⁠очень важна для этой среды. Коррупционеры – это что-то ⁠вроде замкнутой секты?

И да, и нет. Из того эмпирического материала, ⁠который ⁠я собрал, выходит очень противоречивая картина. Действительно, если ты ⁠участвуешь в коррупционных сделках, ты о них прямо не договариваешься. Схема таких сделок построена на внутреннем знании всех участников о том, как это делается. Никто не называет сумм. Тот, кто передает деньги, должен сам знать, сколько это стоит. Если цена называется, то это как раз сигнал проблемности. Если ты приходишь и напрямую расспрашиваешь, сколько это стоит, то система воспринимает тебя как чужого и с тобой не будут иметь дела.

Но из всего этого никак не получается вывод, что коррупция – это такая сеть, где все всех знают и со всеми связаны. Это не так. Если мы говорим о типовых ситуациях – коррупция не организованная преступная сеть. Она как раз очень индивидуальна. Каждый сам по себе. Паразитируют клетки, а не огромные организмы. И в этом смысле как раз очень странно, когда журналисты пытаются говорить об организованных группах, кассах взаимопомощи. Это есть, но это совсем другие истории и уже не про коррупцию. Не каждое преступление, связанное с властью, – это коррупция.

Другое дело, что вся эта индивидуальная деятельность происходит в рамках общей культурной и социальной нормы. С одной стороны, чтобы участвовать в коррупционных сделках, ты должен быть частью этого мира, восприниматься им как свой. А с другой, мы не должны заключать никаких, даже устных, контрактов. В этой системе нет никаких гарантий для сторон. Мы много брали много интервью у бизнесменов, и для них главная проблема коррупции – это отсутствие контрактных обязательств. Когда ты договариваешься с чиновником, ты не можешь рассчитывать вообще ни на что в этой договоренности. Бизнесмен совершает сделку, но чиновник – нет. Он решает вопросы. А не предоставляет контрактные услуги.

Коррупция вне морали

– Давайте вернемся к вашей фразе про то, что коррупция не обязательно связана с корыстью.

Возьмем историю с госзакупками. Если мы посмотрим, как она развивалась, то увидим, что ее разрабатывали экономисты с активным участием Высшей школы экономики по мировым стандартам. Масса всяких аргументов, что госзаказ должен быть основан на конкуренции, на открытости. К чему это привело на практике? Я не знаю ни одного госучреждения, которое действительно в важных для себя вопросах играло бы в эту свободную конкуренцию. Причем главная головная боль тут не только в том, как бы получить откат или взятку, а в первую очередь: как передать заказ тем, кто его выполнит. С одной стороны, есть формальные правила, как получить заказ на строительство или проведение социологического исследования. С другой стороны, есть заказчик, которому нужен результат. Он не может просто рассчитывать на результаты работы формальной процедуры – ему нужен исполнитель, который не просто возьмет деньги, а сделает все что нужно чиновнику. А потому он отдельно ведет переговоры с той нужной организацией, которая может выполнить задачу. Ну и параллельно создаются всевозможные схемы, с помощью которых он проталкивает своего протеже.

Есть масса историй, когда приходят со стороны люди, у которых вообще нет специалистов, а есть только юристы. Формально они должны выиграть конкурс и выигрывают, но сделать ничего не могут, а часто и не собираются. То есть тут мотивом коррупции довольно часто является не воровство, а желание предотвратить воровство. Когда, с одной стороны, есть чиновник, которому необходимо выполнить задачу, с другой, компания которая может выполнить эту задачу, а с третей – другая компания, которая просто хочет забрать себе эти деньги, – чиновнику приходится идти на коррупционные действия.

Для коррупции в рамках нашей системы вовсе не обязательна денежная корысть. Простое выполнение своих обязанностей чиновником почти невозможно без коррупции.

Я когда-то отчаянно спорил с позицией Симона Кордонского, определяющего коррупцию как смазку, на которой работает современная российская экономика, и утверждающего, что коррупция – это в наших условиях благо. Потому что российская экономика работает не по принципам свободной конкурентной экономики, она основана на принципах раздачи и промыслов. А такая система без коррупции становится совсем бесчеловечной и неэффективной. Но сегодня после всех моих исследований я, скорее, с ним согласен.

Коррупция это не про «хорошо» и «плохо». Это про систему. Когда исследователь начинает говорить о коррупции, он должен снять с себя любую оценочность. Коррупцией в России нельзя заниматься исходя из моральных оценок.

Не дай Бог быть чиновником в России

– Вы недавно писали, что в региональных системах соцобеспечения у начальников два пути: сесть или пойти на повышение. Можно ли из этого сделать вывод, что работа чиновника в России принципиально коррупционна? Причем не просто на уровне «научного понимания», а буквально с точки зрения правоохранительных органов.

Вы правы – это так. И много всяких элементов, поддерживающих эту систему. Самое главное: кардинальное различие между реальным делом и оформлением этого дела с точки зрения законодательства. Законодательная база удивительно мелочная, путанная и формализованная. Там реально округление идет до копеек.

И как раз в социальной сфере, которая имеет дело непосредственно с людьми, это лучше всего видно. Я недавно разговаривал с одним из региональных руководителей соцзащиты, и она мне рассказывала, что лет 10 назад они спокойно прописывали бездомных в муниципальном жилье, оформляли им документы и уже на основании этих документов оказывали им помощь. Сейчас они не могут делать этого, потому что это незаконно и подсудно. Теперь им приходится заставлять бездомных проходить сложные и долгие процедуры оформления. На выходе большинство бездомных просто машет рукой и уходит, не получив никакой помощи. То есть этой женщине, чтобы реально помочь людям, надо совершать акт коррупции.

Бюрократическая машина у нас выстроена так, что она вообще не видит человека – она работает только с набором документов, цифр и бумаг. И от чиновника этого требует. Но чиновник же видит людей, сталкивается с ними и его иногда прошибают сочувствие и здравый смысл. И вот как раз здравый смысл и сочувствие часто заставляют его идти на коррупцию, на преступление. Когда перед тобой стоит женщина с тремя детьми, и ты видишь, что живет она одна, доходов у нее нет – муж давно уехал на заработки, не вернулся и возвращаться не собирается. Ты это видишь и знаешь. Но по документам она замужем и этот муж, по тем же документам, получает неплохие деньги. То есть по документам никаких оснований для субсидий и выплат. И тут либо ты поступаешь по закону и понимаешь, что ты никогда этой несчастной женщине не поможешь. Либо ты пытаешься создать какие-то схемы, идешь в обход формальных процедур и только тогда помогаешь.

Либо ты живешь с документами, либо с людьми. А если мы говорим о социальной сфере, то тут невозможно не сталкиваться с людьми. Ты постоянно имеешь дело с людьми и человеческим несчастьем, оно проходит через тебя. А оно ведь не безобидное, это несчастье. Ожесточенное. Со звериным оскалом. Когда на человека обрушивается череда горьких событий, то трудно от него требовать благостности.

И вот зная все это, разговаривая с этими чиновниками, с этими людьми, которые этим всем занимаются, у меня не поднимается язык говорить про чиновников гадости. Я вижу, что здесь люди решают тяжелейшие моральные дилеммы. Не дай бог попасть в их ситуацию. Не дай бог быть чиновником в России.

Беспомощная бедность и бедность без помощи

– Мы постепенно перешли к теме ваших нынешних исследований, связанных с социальной политикой государства, социальной помощью и бедностью. Какая здесь картина? В чем здесь основные проблемы? Государство как-то помогает людям?

На самом деле льгот федеральных и региональных очень много, и если брать абстрактно и суммарно, то это вполне себе реальные деньги. Но это все на самом деле никак не меняет ситуацию ни с бедностью, ни с отчаянием. Ни с человеческими трагедиями.

У нас в социальной политике доминирует заявительный принцип предоставления социальной помощи: даже если она вам положена, то вы должны пройти несколько кругов бюрократического ада, чтобы получить хоть что-то. Ну или иметь хороших знакомых, которые помогут разобраться с бумагами и сократить все эти процедуры. Потому что все эти бумаги пишутся на нечеловеческом языке. Наш юридический язык – это отдельная тема. Это какой-то совершенно варварский язык, нарушающий все нормы русского языка. С бесконечными повторами, огромными предложениями с деепричастными оборотами, с отглагольными существительными.

То есть формальные процедуры – по сути дела заградительная система, которую очень непросто пройти, даже если у тебя есть все формальные основания. И люди, естественно, реагируют на все это раздражением и злобой: да пропадите вы пропадом со своими деньгами. Я в последнее время от людей, живущих очень бедно, много раз слышал с гордостью произнесенные фразы: «От государства 10 лет ничего не получаю. Я не хочу иметь с этой системой никакого дела!»

Но есть и прямо обратная позиция. Люди смотрят на социальную помощь как на бизнес. Как на возможность получить еще какой-то доход к уже имеющемуся. Часто довольно приличному. Я вовсе не хочу сказать, что это плохие люди, как-то их укорить, но это определенного рода люди. Это либо те, кто комфортно себя чувствует в роли бесконечного просителя, или наиболее экономически активные, часто имеющие свой бизнес и своих бухгалтеров, которые могут куда легче получить пособия и выплаты. Таких историй много и их невольно собираешь. Вот недавно женщина в одной деревеньке разводит руками и говорит, что никак не может получить пособие, а вот цыгане недавно купили один дом, теперь второй и третий и все за счет пособий: «А как им не получить, если у них есть целый юрист работает»

Понятно, что большая часть нуждающихся людей – это люди, которые попали в трудную жизненную ситуацию и опустили руки. Именно им нужна госпомощь, именно они без нее оказываются в отчаянном положении. Но как раз поэтому у них нет сил и энергии бороться и добиваться всей этой помощи. Те же, у кого есть энергия и смекалка – они и без помощи не пропадут.

А людей отчаянно бедных у нас много. И дело не только в деньгах. Вот эти самые опущенные руки и опущенный взгляд. Люди не видят себя и не доверяют себе. Не видят никакого будущего и себя в нем: они привыкли, что любой следующий месяц еще хуже предыдущего. Это настоящая трагедия. Огромное количество людей живет в состоянии отчаяния. И все эти деньги от государства ситуацию не меняют, иногда даже усугубляют.

– Я где-то читал, что есть региональные субсидии в 50–100 рублей. Такие суммы реально могут помочь хоть каким-то людям?

Конечно, нет. Это вообще бессмыслица. И людьми она воспринималась как анекдот – мне один из респондентов прямо сказал: «И вот чего вы приехали сюда расспрашивать и уточнять, если вы на бензин только потратили больше, чем я получил». И реально, обслуживание этих выплат в 50–100 рублей, даже без наших исследований, стоит в пять раз больше, чем сама выплата. Но это было больше полугода назад, сейчас (надеюсь, в том числе и из-за наших исследований – мы ведь не только проводим исследования, но и пишем рекомендации, записки в правительство) ситуация меняется. Большинство этих субсидий либо просто убрали, либо существенно повысили их размер.

Раздавать деньги бедным – безнравственно

- И что делать? Какая логика может изменить ситуацию? Ну вот вы же пишете какие-то рекомендации, и что вы советуете?

– Чего мы только не пишем в своих рекомендациях. И, да, мы постоянно попадаем в самые неприятные ловушки. Вот, мой личный пример. Я много лет, проводя исследования, последовательно доказывал и писал: повышение пенсионного возраста является осмысленной и значимой стратегией. Причем именно с точки зрения повышения благосостояния людей, в том числе, для преодоления бедности. И вот это случилось. Мои – ну, разумеется, совсем не только мои, – доводы были приняты. И вот я смотрю на то, как реализуется повышение пенсионного возраста, и хватаюсь за голову с криками: так же нельзя, так не делают, это безумие.

Опыт показывает, что любой практический ответ на вопрос «что делать?», по факту легко переворачивается в такую плоскую открытку, которая никак не отражает суть и идею нашей рекомендации и уничтожает все значимое и осмысленное, что было в ней. И когда ты говоришь – простите, так нельзя, мир сложнее. тебе отвечают: но вы же сами нам это рекомендовали, вот ваши слова. И когда ты пишешь в конце исследования что самая уязвимая категория одинокие женщины с детьми, и им нужна помощь в том числе материальная, то надо быть готовым, что как только это будет реализовано, ты испытываешь не удовлетворение, а ужас. Что мы наделали!

Все твои рекомендации попадают в вечный круг бюрократической сансары и в результате приводят к ухудшению ситуации.

- Чиновник выхватывает то, что ему понятно, что легко реализуется внутри существующей управленческой системы. Но что плохого в том, что людям дают деньги?

Ну да, вот сейчас президент опять в рамках борьбы с эпидемиологическим кризисом выступил с инициативой об очередной раздаче денег для каких-то групп населения.

Но борьба с бедностью не является раздачей денег. Лев Николаевич Толстой сто лет назад об этом писал. Нельзя раздавать деньги бедным. Это антигуманно. Потому что эти деньги сразу же уходят на увеличение бедности. У нас же вся социальная система строится как монетарная политика раздачи денег. Мы постоянно даем кому-то какие-то деньги. Распределяем их, создаем категории. Вот здесь вам эти деньги, здесь – эти. Но это только усиливает бедность.

И когда я говорю это, я даже не боюсь выглядеть самонадеянно, потому что это азы социологии. И не только западной. Вот я говорил про Толстого. Русская мысль сто лет назад уже с этим вопросом блистательно разобралась. И то, что русская мысль сто лет назад определила, как негуманное, безнравственное, вредное для людей и общества – сегодня является основой нашей социальной политики.

У нас даже рождаемость регулируется через деньги. Мы создаем дотации, которые стимулируют к рождаемости малообеспеченные слои населения, и на выходе те люди, которые и так находятся в сложнейшей ситуации, начинают рожать детей и еще больше усугубляют сложность своей ситуации. И это ведь не разовое усугубление.

- Но как бороться с бедностью без денег, как помогать людям?

Дело не в самих деньгах, а в принципе отношения к людям. Система воспринимает людей как объект. У нас же бедные, старики, женщины с детьми, вообще люди – это объекты для действий системы. Объект помощи, заботы, пособий. Но никак не человек, который сам принимает решения. Чтобы бороться с бедностью, нужно самих бедных включить в систему, превратить их в субъекты, партнеров социальной деятельности. В эту сторону вообще никто не смотрит.

Я уже говорил, что проблема бедности не в деньгах, а в отчаянии, в опущенных руках и глазах. Главная проблема, что люди сами воспринимают себя и свою жизнь как неинтересную, пустую и безнадежную. На самом деле, главное, что им нужно – это не дать опустить руки, вытащить из зоны отчаяния, включить в какой-то процесс, где были бы востребованы их навыки, силы, способности. А просто денежные подачки тут только усугубляют ситуацию – закрепляя их в позиции просителя, который, чтобы получить даже мизерное пособие, постоянно должен документально и изматывающе подтверждать свою человеческую несостоятельность.

Государство все делает для того, чтобы поддерживать опущенные руки и опущенный взгляд людей, их отчаяние и осознание собственной неинтересности. Всеми этими деньгами, всеми этими инвестициями оно показывает людям – сами вы ничего не можете и не сможете, единственный шанс существования для вас – это те деньги, которые мы сможем вам наскрести.

Деньги это хорошо. Проблема в том, как и за что они даются. Никто не дает деньги за социальные работы, только за заполнение документов. Единственное основание для получения денег – социально-демографические атрибуты. Вот недавно меня спросил один из респондентов: «Вот у нас парк, там деревья повалило, они уже неделю валяются. Почему мне вместо моего пособия просто не заплатить те же деньги за то, чтобы я эти завалы с мужиками разобрал?»

Ну вот, а вы спрашиваете, какие рекомендации мы даем.

Дмитрий Рогозин @ republic.ru