Wednesday, June 29, 2016

Можем повторить

Я вырос во время холодной войны.

В принципе, все, кто родился после Фултоновской речи Черчилля 1946 года, жили во время холодной войны.

Угроза её перерастания в войну горячую была то меньше, то больше, но существовала всегда, за исключением буквально нескольких лет, в которые экс–СССР лежал на брюхе и грыз гуманитарную куриную ногу от фирмы Пердю, подаренную Бушем.

В чем суть холодной войны?

Суть ее в гонке вооружений. Никто не воюет, но к войне готовятся денно и нощно, трятя охулиарды долларов и рублей на создание хитроумных орудий, способных убить врага, как таракана тапком.

То есть США и блок НАТО меряются писюнами с Варшавским блоком (ныне почил в бозе) и СССР в режиме нон–стоп. У кого больше ракет с ядерными боеголовками? У кого больше баз? Кто ближе подобрался к противнику? У кого больше танков? А кораблей? А атомных подводных лодок? У кого лучше ПРО? У кого точнее оружие? У кого глазастей спутники? У кого совершеннее системы прицеливания? А лучшее ПО для ракет? А лучшая система для радаров? А надежные микросхемы?

Как только количество танков и рекрутов перестало играть главную роль, как только речь зашла о высоких технологиях и быстродействующих машинах, то и с длинной писюна сразу определились.

Слышали о поправке Джексона — Вэника принятой в связи с запретом на свободную эмиграцию? А о санкциях 1979 года, наложенных на СССР после вторжения в Афганистан? Те, которым была труба, как сообщали мистеру Рейгану советские нефтяники и газовики?

Ну, кто не слышал, рекомендую почитать. Уменьшает размеры иллюзий и члена до приемлемых. СССР был лишен доступа к высоким технологиям, к процессорам, компьютерной технике, станкам с ЧПУ и прочим западным штучкам. Как следствие, осталось довольствоваться только ворованным и завезенным через третьи страны.

И до того с технологиями было не ахти, но после изоляции стало совсем нехорошо.

Второй причиной падения, как ни странно, была продовольственная программа.

Я думал, что умру от старости, — сказал как–то Черчилль. — Но когда Россия, кормившая всю Европу хлебом, стала закупать зерно, я понял, что умру от смеха.

И, конечно же, холодная война и санкции за агрессию против других стран, тут были ни при чём. Это все от зависти.

Советский Союз закупал зерно в Канаде миллионами тонн потому, что был самым лучшим, самым могучим, самым дружелюбным и самым честным государством в мире, которому просто не повезло жить на одной планете с агрессивными пидорасами!

Я родился в 1963 году и сам этого не помню, но мама рассказывала, что манку на меня приходилось получать, а не покупать в магазине. И за хлебом были очереди. Нет, голода не было! Но в УКРАИНЕ за хлебом стояли очереди! Колбаса была дефицитом. Я не говорю о сухой колбасе))) Одежда, книги, еда... У нас хоть был рынок, а вот в Рыбинске, где жила тогда семья моей жены, и с рынком были проблемы. Страна в 200 миллионов населения, победившая в войне 20 лет назад, была неспособна обеспечить себя продовольствием. Оксюморон, правда?

И тут мы подходим к третьей проблеме — неэффективности труда при "бесплатном" распределении благ.

С 1966 я себя помню урывками, с 1968 помню очень много. Мы жили в квартире моего деда Павла и бабушки Шуры. Мы — это дедушка с бабушкой, которым в 1963 году было по 50, я с мамой и папой, и мамина родная сестра с мужем, в 1971 к нам добавился еще и мой двоюродный брат. Восемь человек в двухкомнатной квартире, правда директорской — мой дед был главным электриком Укргипромеза. Нам повезло, комнаты были большими и кухня внушительная. Могло быть хуже. И не было никаких шансов купить квартиру или ее получить (а мы старались), мои родители залезли в долги на маленькую кооперативную двушку на окраине города, семья моей тети поехала в районный центр Кировоградской области — Александрию. Там дяде предложили ведомственную хрущевку и должность.

Зато мы соревновались с Америкой! Она хотела нас всех захватить, поработить и заставить работать на проклятых капиталистов, а не на самих себя! Она мечтала забросать нас атомными бомбами! А мы... Мы — это оплот мира! Это голуби — не иначе! Мы — это единственное, что спасает Землю от уничтожения! Да, мы пока живем хуже, потому что нам надо защищать мир! Но скоро — а конкретно в 1980–м — в СССР будет построен коммунизм! И вот тогда мы заживем!

Мне рассказывают про бесплатное образование, про бесплатную медицину, про бесплатные лагеря и космонавтов, которые первые шагнули к звездам! Про гарантированную старость и колбасу по 2.20... Отлично! Господа! Я все помню, я уже жил в то время, на которое вы дрочите. Я знаю, сколько должен стоить труд такого специалиста, как мой дед в нормальной стране. Я знаю, что такое более 100 авторских свидетельств моего отца. Поверьте, денег, которые они заработали бы в нормальной стране, с избытком хватило бы и на дома в престижных районах, и на автомобили, и на гавардское образование, и на лучших в мире врачей, если нужно. Хочу вас огорчить — на самом деле в СССР ничего не было бесплатно, все было очень дорого — гораздо дороже, чем в Европе или США.

Просто ваш труд и труд ваших близких отбирало паршивое государство и тратило его на бомбы, ракеты, на людоедские режимы в Африке, которые объявляли себя друзьями СССР, на экспорт революции, на поддержку разного рода красножопых идиотов по всему миру, на санатории для партийных бонз, которые ничего не производили, но за то успешно проё.али труд целых поколений. Вы думаете мы покупали хлеб, потому что не родило? Родило. Просто труд раба, как учит нас история, менее эффективен, чем труд свободного человека. А кем были колхозники? Без паспортов? С трудоднями вместо денег за работу? С запретами на размеры частного домохозяйства? Мой прадед по линии отца был раскулачен вместе со всей семьей и умер в Сибири. С семьи прадеда моей жены при высылке срывали нательные кресты. Как вы думаете, могли они оплатить образование детям, если бы остались живы? Да, образование следующему поколению дало государство — бесплатно. Отобрав прошлое вместе с семьей и бизнесом, и лишив собственного будущего. Зато бесплатно.

Это, как наша бесплатная медицина с абортами без обезболивания и дантистами с педальными бормашинами на ножном приводе. Спасибо, конечно, но я бы предпочел зарабатывать и иметь платные услуги. Такие, как мне надо. Такие, как могу купить.

Скажите, могли ли мы выиграть в холодной войне у всего цивилизованного мира? Могли ли мы выиграть в войне горячей я не спрашиваю — дураку понятно, что в ней бы не было победителей — только выжившие. Думаю, что не могли. И не победили.

СССР перестал существовать. Его осколки, несмотря на гонор и самомнение, стояли с протянутой рукой. И мир не рухнул. Никто никого не захватил. Никто никого не поработил. Сапог американского солдата не топтал российскую землю. Те, кого СССР собирал вокруг себя долгие годы угрозами, подачками, прямым военным вторжением прыснули в разные стороны, как птицы из клетки.

Мир не только не рухнул, он даже не поморщился, только вздохнул с облегчением.

Сегодня вата запоребриковая и вата местная пишут мне о военной базе ВМФ США в Крыму, о коварных планах НАТО на российские богатства, о том, что вторжение РФ в Украину — это превентивная мера, не давшая миллионам русских сгореть в атомном огне американских ядерных ударов. Это предотвратило войну, пишут они. Американцы в Косово разрушили ялтинские договоренности (интересно, кого аннексировали американцы за последние 70 лет), а мы просто защищали себя...

Знакомая тема. Видать, снова есть желание мериться писюнами. До самых ножек Буша.

Я не хочу спорить — это бесполезное занятие. Точно так же вел себя СССР — врал, делая честные глаза, и пытался стать главным парнем на деревне. До тех пор пока не подох. А подох он быстро — менее, чем за 10 лет.

Бесполезно рассказывать фанатикам, что мир не такой, как им рассказывают по ТВ и в интернете. Они не читают на английском, не интересуются независимыми ресурсами, а переводят им то, что требуется и те, кому требуется. Они живут в мире, где не американцы и НАТО остановили кровавую войну в Югославии, разгромив режим Милошевича, а в том, где кровавые наймиты Штатов бомбили мирных сербов, чтобы забрать у них Косово.

И хоть кол на голове теши! Не ненормальный в Северной Корее представляет собой угрозу для мира, а Обама, который мало того, что милитарист, так еще и гадит в российских лифтах. Не Путин со своей камарильей захватил Крым, а Крым вернулся домой. Не кремлевские пидорасы подожгли Донбасс, а шахтеры–буряты на купленных в военторге танках защищают народ Донбасса от злобных укров.

Кафка отдыхает.

Но я–то помню, как хихикали кремлевские старцы, как исходила ядом газета "Правда" и по программе время показывали фланирующие на парадах танки и колосящиеся поля, трубы и нефтяные фонтаны, стреляющие в низкое северное небо... Товарищ Рейган, вашим санкциям труба!

И били, били, били в литавры, рапортуя о страшных угрозах, которые благополучно разбились о могущество СССР.

А потом...

Потом были очереди, пустые прилавки, табачные и водочные бунты, и в Питере, возле метро, продавщица в перчатках с обрезанными пальцами швыряла в грязь огромный смерзшийся ком куриных окорочков и бросала отколовшиеся куски на подкрученные весы.

Вокруг стояли интеллигентные питерские бабульки с бросовым товаром, разложенным на размокших газетах, бандиты разводили лохов на мгновенной лотерее сделанной из "воздушки" и колеса счастья, а рядом, на книжном развале, торговали Желязным, Платоновым и Оруэллом.

Ian-Val @ dirty.ru via Перзидент Роисси

Tuesday, June 28, 2016

Растление

Если попытаться одним словом определить то, что сделал с Россией Путин, это, наверное, будет слово «растление».

Это ведь не было насилием, не правда ли? Он ведь только предложил ей, дурочке, а пошла она за ним, согласитесь, вполне добровольно. Он польстил ей, отметив ее красоту и величие, прельстил халявой, сыграл на чувстве ностальгии… Он хотел власти над ней, но ее готовность закрыть глаза, думаю, стала неожиданностью для него самого.

Все получилось довольно легко.


Эта легкость дала ему основания презирать ее, и не будем судить его за циничную усмешку, застывшую на лице, — это ведь так понятно! Он знает, что ей надо, а надо ей, дурочке, так немного… Когда-то, в демократической юности, у нее были какие-то смутные нравственные запросы, но теперь — теперь они уже слишком долго вместе на его условиях, чтобы менять правила.


Она — его, пока у него есть силы (она любит силу) и деньги на водку и побрякушки. Водку она любила всегда, а на побрякушки он ее подсадил. Она уже не представляет, как можно жить иначе.
«Если не он, то кто?» — спрашивает она себя между второй и третьей (инаугурацией) — и пьет до дна за то, чтобы не в последний… И идет к зеркалу любоваться на себя, потому что очень себе нравится!


Это немного удивительно окружающим, которые видят, во что она превратилась за эти годы. Но она смотрит на себя влюбленными глазами, не отвлекаясь от этого занятия даже во время законодательных актов. Хотя, казалось бы, могла бы уже почувствовать.


Ей хорошо, дурочке. И она готова и дальше отдавать ему себя и своих детей


Виктор Шендерович via Olya Olshansky

Tuesday, June 14, 2016

Опричнина вместо элиты

Начиналось все, конечно, несерьезно. Как положено в таких делах. С карамазовской игры словами.

В первой половине нулевых богатые друзья публициста Леонтьева открыли под его имя московский ресторан. Под светлым добрым именем «Опричник». А гости вроде нынешних руководителей донбасского восстания Гиркина/Стрелкова и Бородая в этот ресторан наведывались. Чуть позже в администрации президента и правительстве был распространен «Проект Россия»: книга без имени автора и без указания издательства; метафора опричнины как современной политической модели тут проходила фоном, без детализации. Зато в полуромане бизнесмена Михаила Юрьева «Третья империя», о России образца 2054 года, поглотившей Европу, опричный мир был описан детально, с восторгом. (Кстати, Юрьева называют как среди тайных владельцев ресторана, так и среди заказчиков, они же исполнители «Проекта».) В ответ на «Третью империю» Владимир Сорокин сочинил свой «День опричника» и конвертировал беспечное слововерчение в политическую антиутопию.

До поры до времени все оставалось в аккуратных рамках; вы нам словесную угрозу, мы вам пламенное предупреждение. Никому же в голову не приходило, что в десятые годы XXI века можно будет поиграть в эпоху Грозного всерьез? Как в начале 80-х годов века 20-го, слушая громокипящие лекции Льва Николаевича Гумилева в Институте психологии о пассионарности, Великой Степи и особых задачах Руси или читая робкие прогумилевские статьи философа Юрия Бородая, невозможно было и подумать о реальных исторических последствиях. О том, что из семейства младогумилевца Бородая выйдет твердокаменный борец за воплощение утопии, а в игрушечном обществе мужчинок-реконструкторов сформируется бесстрашный Гиркин. Который, прочитав роман «Доктор Живаго», повторит путь Патули Антипова. И как тот переименовался в Стрельникова, так этот станет Стрелковым. Тем более нельзя было предвидеть казус Приднестровья, который даст молодым интеллигентам, игравшим в литературные утопии, шанс обучиться военному делу, стать истинными партизанами. И опыт года 93-го, объединивший их надолго, если не навсегда. И Сербия с боснийскими чистками и американскими бомбардировками, которая довершит процесс воспитания.

Началось с литературщины, закончилось реальными боями.

Так случилось и с темой опричнины. Примерно года с 2003-го (уж не знаю, по плану или нутряно, стихийно) политическая жизнь России стала строиться по некоей псевдоисторической модели; назовем ее «хороший Николай». То есть царственным ориентиром был Николай Павлович – после подавления Сенатской площади, но до наступления мрачного семилетия. Так, чтобы все было строго, во фрунт, но победительно и без чрезмерного давления в системе. С оттяжечкой. Правда, в 2008-м создатели этой модели вынужденно взяли паузу; тут же, разумеется, пошли разговоры про царя Ивана Грозного и назначенного им Симеона Бекбулатовича. Но сравнение с эпохой Грозного так и не получило массового распространения; как создатели «Опричника» ничего не имели в виду, кроме бизнеса и шуток юмора для ради смеху, так и либеральное злословие ограничивалось сатирической задачей. Высмеяли ситуацию, припечатали Дмитрия Анатольевича, дальше пошли.

Через четыре года прежний царь вернулся, а с ним возвратился николаевский флер; Поклонная гора и Манежная площадь – это вам не Александровская слобода. Правда, замечалось в политическом поведении старого нового лидера нечто непривычное, не связанное с образом «хорошего Николая». Он все реже опирался на системное начальство, на аппаратную структуру, на послушное партийное большинство, даже на товарищей из кооператива «Озеро». И все чаще демонстрировал, что никакой элиты нет вообще. Есть только лидер – и его народ. Олицетворяемый Народным фронтом, а не «Единой Россией», которую оставили в нагрузку младшему партнеру. Провода были вырваны из приборной доски и закорочены напрямую. Я и он. Без посредников. Иногда демонстрация прямого контакта принимала комические формы; вспомним про Уралвагонзавод и про «ребят» и «мужиков», делегированных из цехов в полпреды. Но это был эксцесс, чересчур символический жест. А в целом новая модель не отрицала старой, она ее спокойно, незаметно вытесняла. Элемент за элементом, блок за блоком. Не спеша.
Первым, кто ощутил предвестье структурных перемен, кто испытал их на собственной шкуре, были люди в погонах. Года два с половиной назад чекистам запретили выезд за границу – за исключением служебных командировок. Ближайшей причиной называли неудачную вербовку одного из зампредов ФСБ. Но, видимо, это был только лишь повод. Примерно через полгода была дана негласная команда чиновникам высшего ранга забирать счета из-за границы и возвращать в родные банки. Потом последовал запрет на покупку домиков у моря – для депутатов, министров и прочих. Зазвучала формула «национализация элит». И многие сочли, что это первый шаг к закрытию границ. А уж когда случилась крымская история и начались ритуальные санкции, заговорили о давно продуманном и лишь теперь осуществленном плане. Тем более что и закон об иностранных агентах, и «закон Димы Яковлева», и новые правила регистрации второго гражданства и вида на жительство, и даже милостивая высылка Ходорковского – ложатся в политическую матрицу полузакрытия.

Конечно же, одно другому не мешает; есть желание полузакрыть границы, взять ситуацию на западном участке фронта под контроль, а затем через Великую Степь поскакать навстречу вечному Китаю. Но истинный смысл воплощаемого плана, как мне кажется, совсем в другом. И цель его совсем не занавес, хотя бы и полупрозрачный. Полупрозрачный занавес – всего лишь средство, а цель заключена в строительстве другой модели. Не «хорошего Николая», а «улучшенного Грозного». Не в смысле Грозного – Кадырова, а в смысле Грозного – Царя.
В рамках этой модели все подчинено железной логике. Есть Государь, вознесенный над миром, Бич Божий. Справедливый, жесткий, умеющий изредка миловать, но пробивать на жалость не пытайтесь. Обращенный ко всем, кто готов.

По правую руку от него – нет, не элиты. То есть не бояре, пускай зависимые от царя, но опирающиеся на родовитость и богатство. А опричники. У которых отобраны многие привычные права, доступные обычным людям. Например, право свободного перемещения по миру. Или обладания заветным домиком у моря (если это, конечно, не Ялта). Но которым отдана свобода выполнять решения. Не потому, что знатный род, не потому, что имеются деньги. А потому, что – опричь.

Сюда же, в зону опричнины, попадают и российские сироты. Потому что эти дети – государевы. Им на Западе нечего делать, как нечего делать чекистам, полиционерам, прокурорам и судейским. Вот тем, которые по леву руку, в земщине, тем можно. Как минимум – пока. Они не государевы, они под государством; почувствуйте разницу. Земских тоже будут ограничивать, причем системно, но гораздо мягче и разборчивей. Даже тех, кого считают национал-предателями и «пятой колонной», то есть меньшинство от меньшинства. Хочешь быть общественной организацией, получать иностранные гранты? Давай. Но сам нашей себе на рукав особый знак. Это унизительно, но не страшно. Посмотри, со своих мы спрашиваем много строже (правда, и спасаем, в случае чего). Хочешь иметь второй паспорт или вид на жительство? Вперед. Но самостоятельно явись и доложись по форме. И не спрашивай, при чем тут ВНЖ, который не влечет за собою никаких политических следствий, не предполагает клятв на верность государству и голосования на выборах, а только трудовые и житейские отношения. Не спрашивай и продолжай разъезжать. А если будет сочтено, что это вредно, мы найдем способ остановить тебя на границе. Но только если будет сочтено. А так вперед и с песней.

Тем более что основная земщина не состоит из мелких бунтарей и славного студенческого хипстерства; большинство сегодня со своим царем. А если что-то вдруг пойдет не так и завышенные ожидания не оправдаются (например, приходится сдавать Донбасс), опричные земским предложат веселый сюжет. Одним – поспорить о Сталинграде и Царицыне, другим – о Петербурге с Лениным в придачу, третьим, если это им неинтересно, подбросят нереализуемый законопроект о запрете продавать женщинам до 40 то ли алкоголь, то ли сигареты; понадобится, вспомнят о запросе прокуратуры про депутата Митрофанова и лишат его неприкосновенности. Причем, и это нужно подчеркнуть особо, никто не может и не должен знать, а что опричные об этом думают на самом деле и возможно ли в принципе подобное переименование. Потому что все решения про земщину – возможны. Все. И ни одно заранее не сформулировано.

В том и заключается принципиальное различие между положением опричных и земских, что у первых правила суровы, но они есть. Это нельзя. А это можно. И если можно, то никто не скажет «нет». У земских все гораздо ласковей, но правила плывут. Сегодня да, а завтра может быть, а послезавтра вам никто не обещал. И еще одно отличие – в месте и роли. Есть тысячи дел и проектов, которые могут быть реализованы лишь в государственном поле; от школьных до университетских, от музейных до библиотечных, про военные и политические не говорю. Тот, кто не пойдет в опричнину, получит некоторую умеренную вольницу: в том, что касается личных дел. Но никогда не реализует серьезные замыслы, если они у него есть.

И наконец, за спиною Грозного царя – опасный Запад. На этом Западе нет опричных и земских; есть враги и есть прикормленные (а иногда и бескорыстные) союзники. Но там обязательно должен иметься свой Курбский. Не важно, какой, как зовут. Главное, чтобы слова произносил. Пока был жив Березовский, он считался этим самым Курбским. Не стало Березовского, отпущен Ходорковский, с жестким, связанным условием – не жить в России.

Конечно, я слегка утрирую; все куда сложнее и объемнее, есть и будут зоны перехода из земщины в опричнину (но не обратно; обратно только через суд, позор и обнуление – о чем говорит нам обоюдоострый пример Сердюкова с Митрофановым). Однако ясно, что процесс идет, и в однозначно заданном направлении. Причем в опричники так просто не берут. Даже если ты славишь опричнину сердцем. Меня трудно заподозрить в политических симпатиях к Чалому; взгляды его – диковатая смесь все того же недопереваренного Гумилева с недодуманным Иваном Ильиным. Но совершенно очевидно, что не человек жуликоватой внешности, не будем показывать пальцем, а именно Чалый был настоящим крымским харизматиком и лидером, ставящим свою судьбу на кон. Не потому, что выгодно, а потому, что правильно. Не потому, что посадят на обильные потоки, а потому, что правда – здесь. Так он ее понимает. Но именно Чалый был первым отставлен от власти; он – типовая земщина, он носит бороду и ходит на приемы в свитерах. В отличие от человека узнаваемо жуликоватой внешности; этот по рождению опричнина, ему и песью голову на «бентли».

И Гиркин с Бородаем, если не погибнут, после поражения и возвращения на Родину пойдут себе на все четыре стороны, им песья голова с метлой не полагается. Может быть, и слава богу, но не в этом дело. Дело в том, что даже Дугин и Проханов – не опричники. А только временно приближенное земство. Первый может сколь угодно агитировать за евразийство, а второй участвовать в писании речей про «пятую колонну»; это не пропуск в опричнину. Вот тебе медаль, сынок. Ступай.

В опричнину берут лишь тех, кто ни на что не претендует. Для кого нет собственных мечтаний, только воля государя, изменчивая, как Божья гроза. А те, кто слишком близко принимает к сердцу даже эту волю, на роль человека с метлой не годятся.

Как долго продержится эта модель? До какой черты опричные готовы одобрять ограничения? Не знаю, мне их внутренний мир недоступен. Как будет вести себя земщина? Пока она в целом довольна; комплексу утрат противопоставлен фактор Крыма, экономические следствия не начались, а начнутся, так можно что-нибудь еще придумать. Например, велеть опричным всерьез поработать с «колонной», проредить ее и без того неплотные ряды. Что же до задавленного меньшинства, то ему уже даны фельдфебели в Вольтеры, Минкульт резвится на цензурном поле, депутат Яровая учит нас, какими должны быть учебники по литературе, аккуратно подвешен вопрос о Фейсбуке.

Вообще-то можно жить без поездок за границу. И без Фейсбука очень можно жить. И втихаря переиграть идиотскую мечту о едином учебнике – тоже можно. Но невозможно после долгих лет свободы вернуться в государство, которое по произволу может запретить и выезд, и соцсети, и разнообразие учебников. Тут ключевое слово – произвол, а не поездки и не интернет. Но другой опричная система не бывает.

А начиналось все с игривых слов.

 @ Slon