Альбрехта сопровождала группа лесных инженеров, каждый из которых должен был обследовать определенный район. Сам Альбрехт прибыл на лесоразработки под г. Надеждинском, которые должны были снабжать топливом сталелитейный завод с тысячами рабочих. Завод играл ключевую роль в снабжении военной промышленности чугуном и сталью, но его запасы топлива и коксующегося угля подходили к концу.
«Я готовился к самому худшему, но реальность превзошла все мои опасения. Тысячи раскулаченных крестьян с семьями со всех концов России жили в стоявших длинными рядами землянках, крытых сучьями и ветками. Хотя эти земляные норы находились посреди леса, и дров для отопления было в избытке, они не отапливались. Мне объяснили, что по распоряжению руководства пользоваться дровами имеют право только те, кто выполнил «рабочую норму». В действительности, как я выяснил, в землянках не было ни одной печи. Большинство из всего несколько недель назад доставленных сюда крестьян, имело только легкую летнюю одежду, поскольку привезли их в основном из Крыма, южной части Кавказа и района Дона.<…>Как рассказали мне эти люди, их ночью, без предупреждения забрали из деревенских домов, посадили в телеги и довезли до ближайшей железнодорожной станции. У них практически не было возможности попрощаться с родственниками и захватить необходимую одежду. Еды тоже не было, поскольку в большинстве своем они уже были принудительно включены в колхозы и получали из распределителей продовольствие только на считанные дни.<…> От них, никогда не видевших леса, не говоря уже о том, чтобы иметь опыт тяжелой работы в лесу, требовалось выполнение нормы, которую не осилил бы обученный лесоруб в Центральной Европе при полноценном питании. Нормой предусматривалась выработка в день на одного человека пяти кубометров леса. Его нужно было повалить, очистить от сучьев, распилить на метровые куски и сложить в поленницы вдоль дорог для вывоза.
Ежедневная продовольственная норма состояла из 100 г. хлеба, 250 г. муки, 100 г. сушеной рыбы, и 10 г. масла. Однако этот рацион, согласно инструкции, подлежал выдаче только при выполнении рабочей нормы всей «колонией». Само собой разумеется, что это было невозможно. <…> Многие женщины показывали мне хлеб, который они вынуждены были там печь. Он на треть состоял из черной вонючей муки и на две трети из собранной и размельченной сосновой коры.
Более трети этих полностью обессиленных людей составляли больные, лежавшие в низких промерзших землянках. Число трудоспособных определялось схематически. Кто «трудоспособен», а кто нет – решал комендант. Хотя в этот лагерь было согнано 5 000 человек, в нем не было ни единой врача или фельдшера <…> Медикаменты и перевязочный материал отсутствовали полностью. <…>
После бурных столкновений с упрямым лагерным комендантом мне удалось убедить директора завода, что рабочая норма должна быть немедленно уменьшена на треть. Кроме того, мы договорились, что нетрудоспособные, больные и дети будут обеспечены минимальными нормами питания, необходимыми для выживания. Кроме того, и Надеждинска должен был быть немедленно послан один из заводских врачей с помощниками, необходимыми медикаментами и перевязочным материалом, в случае он если он имеется, в чем директор завода сомневался. Дети и старые нетрудоспособные люди должны были быть переправлены в Надеждинск и помещены в заводской госпиталь. Это было все, чего мне при тогдашних условиях удалось добиться. Все остальное зависело от центральных инстанций в Москве. <…>
Особенно ужасными были условия в Петропавловском лесном районе. Посланный туда всегда спокойный и обстоятельный инженер Иваненко сообщал о чудовищных вещах. С возбуждением рассказывал он, что посетил много лагерей, где нищие жилища лесных рабочих были буквально заполнены мертвыми и умирающими. Так, он по очереди заходил в стоявшие в ряд бараки, где на длинных нарах вдоль стен и между ними лежали трупы много дней назад умерших колхозников, – а рядом с ними тяжелобольные, обреченные на верную смерть».
Все сообщения имели один и тот же смысл: ни принудительно мобилизованное крестьянское население деревень и поселков Урала, ни 60 000 заключенных лагерей ГПУ, ни 50 000 «добровольно» явившихся крестьян из колхозов Татарской республики. которые были рассеяны по всему Уралу и жили в землянках или плохих бараках, не могли при существующих плачевных условиях выполнить больше чем малую часть планировавшихся работ, не говоря уже о полной программе лесных разработок»
via
dmitrij_sergeev
No comments:
Post a Comment